Станислав Лем - Астронавты

Минуты шли, и каждая казалась вечностью. Явственно слышалось шипенье воды, закипавшей от соприкосновения с раскалёнными береговыми скалами. Я поворачивал антенны то в одну, то в другую сторону и хотел уже перестраивать их, как вдруг в поле зрения что-то мелькнуло: шёл человек!

У прожектора стоял внутренний телефон. Не снимая трубки, я включил длинный звонок и снова припал к радару. Тёмное пятно медленно двигалось среди скал... исчезло ненадолго... снова появилось... потом распалось на два меньших, странно искажённых...

И вдруг я отчётливо увидел: двое несли третьего. Они старались добраться до моторки по камням у берега, но между последним камнем и моторкой лежала тёмная полоса воды. Они остановились, очевидно совещаясь. Как я жалел, что не отправился туда, несмотря на приказание астронома! Я мог бы им помочь. Я кричал, давал им советы, не сознавая, что они не могут меня услышать. И вдруг один из них сделался меньше. Я понял: он наклонился, чтобы подтянуть моторку за канат, которым она была привязана к берегу. Но это было невозможно, так как мешали подводные рифы. Будь они одни, им легко бы удалось перескочить через эту полутораметровую полоску воды, но третий... Было мгновение, когда я хотел уже бежать к фалрепу, но тут человек, тянувший за канат, оставил свои попытки, повернулся к своему спутнику и сделал знак. Оба подняли неподвижное тело и, держа его высоко над головой, вошли в кипящую у берега воду. Погрузившись в неё по пояс, окутанные клубами пара, они перебросили своего товарища через борт в лодку и вскарабкались туда сами. Прошло ещё несколько бесконечно долгих секунд, и мотор зашумел. Лодка двинулась.

— Почему вы кричите? Почему вы так кричите? — вот уже несколько раз повторял мне Арсеньев. Позади него стояли в скафандрах ещё двое — Тарланд и Чандрасекар. Я совсем не замечал, что смеюсь и кричу от радости.

Когда лодка подошла к трапу, мы втроём кинулись к ней.

— Меня не надо, я сам, — простонал Солтык, когда с последней ступеньки лестницы я протянул руку, чтобы помочь ему.

— Я сам... Скорее профессора Лао... У него разорван скафандр...

ПРОФЕССОР ЛАО ЦЗУ

Мы внесли Лао Цзу и Осватича в шлюзовую камеру, — они оба были без сознания. Я задержался на палубе, чтобы втащить моторку, а когда спустился в коридор, Райнер и Тарланд укладывали их на носилки: оба были в скафандрах, как их вынесли из лодки, и только шлемы лежали на полу. Были видны их восковые, покрытые потом лица. Я хотел помочь, но Арсеньев велел мне идти в Централь. Нужно было немедленно взлететь.

Из-за всех этих волнений я совсем забыл о том, что происходит в долине. На экранах телевизоров вились желтоватые клубы, словно дым горящей серы. Ракета взлетала и падала на волнах. Всё вокруг превратилось в кипящий котёл, в котором раздавались глухие шумы, шипенье, свист. Когда я вошёл в Централь, в тучах загрохотали первые раскаты грома.

Я включил атомный двигатель и, не ожидая, пока он заработает на полную мощность, перевёл рычаги «Предиктора» на старт со вспомогательным горючим. Раскалённые газы ринулись в воду. В глухом бурлящем кипении «Космократор» рванулся, потом некоторое время двигался боком, поднимая огромную волну, затем разогнался, уже не чувствуя, как бьют в него водяные горы, и под острым углом взвился в просторы бушующего ветра. Береговые скалы изгибались и искривлялись на экране, словно в судорогах: боясь столкнуться с ними, я всё форсировал работу турбореакторов и вздохнул свободнее только тогда, когда заработали главные двигатели. Они загудели так мощно, что заглушили плеск волн и шум ветра. На экранах мелькали голубовато-белые струи дыма. Потом мы попали в тучу, чёрную, как густой лес. Я волновался, так как впервые стоял у «Предиктора» один в опасную минуту взлёта. Но пока всё шло хорошо. Ветер свистел в оперении, двигатели работали равномерно, скорость возрастала. Между тучами всё время взлетали струи фиолетового огня, рассыпаясь с протяжным грохотом.

В кабину вошёл Солтык. Не спуская глаз с приборов, я засыпал его вопросами. Он не сразу ответил мне. Оказалось, что перед тем как войти в воду, он надул свой комбинезон воздухом, и этот изолирующий слой предохранил его от ожогов. С профессором было хуже. Он не мог этого сделать, так как его скафандр был разорван возле шлема. Всю дорогу он придерживал разрыв рукой, но когда переносили Осватича в лодку, ему пришлось освободить обе руки. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы пары формальдегида и углекислоты проникли в воздух, которым он дышал. Отравленный, он потерял в лодке сознание.

— А что с Осватичем? — спросил я. — Где вы его нашли?

Солтык медлил с ответом. Он стоял перед щитом с указателями торможения, пристально вглядываясь в них, хотя они ничего не показывали, так как были выключены.

— У Осватича тепловой удар, — сказал он наконец. — Но, кажется, ничего страшного. Он шевелился, когда мы его несли.

— Ну хорошо, а где же он был?

— Не знаю.

— Что вы говорите?

На экране светлые волнистые облака прорезали тёмные тучи. Создавалось впечатление, что мы летим над архипелагом гористых островов.

— Профессор дал мне верёвку... Мы связались, и он велел мне идти за ним так, чтобы она была всё время натянута, а сам пошёл вперёд. Так он нашёл Осватича.

— Где?

— Не знаю. Он вдруг исчез.

— Кто? Профессор?

— Да. Исчез, словно провалился сквозь землю. Но я чувствовал его движения, потому что мы были связаны верёвкой. Вы понимаете? Нет, этого понять нельзя. Я говорю вам: как вы видите сейчас меня, так я видел эту верёвку. Конец её висел в воздухе, натянутый — и больше ничего не было.

— Ничего?

— То есть были камни, воздух, но ни профессора, ни Осватича... Потом, может быть, через минуту верёвка дёрнулась: это был условный знак. Я потянул и вытащил обоих. У профессора был разорван скафандр.

— Он упал?

— Не знаю. Очевидно.

— Но где же он был?

— Я сказал вам, не знаю.

— Как? Вы его не спросили?..

— Нет... Да и вы бы не спросили после того...

Он вдруг повернулся, и я увидел его потемневшее, ожесточённое лицо.

— После вашего ухода... я вёл себя, как щенок! Я скулил... кричал на него, потому что он преспокойно расхаживал со своим аппаратом, как в лаборатории... Я не понимал, не мог понять, зачем он это делает!

Через некоторое время Солтык продолжал уже спокойнее:

— Ещё на Земле кто-то говорил, что Лао Цзу похож на подвергшееся закалке стекло: прозрачное, гладкое, самое обыкновенное, но кто попробует откусить, поломает зубы. Я хотел оправдаться. Он ответил мне какой-то поговоркой... Камни горели у нас под ногами, я думал, что мы расплавимся, а он... Вы знаете, какие были его первые слова, когда он очнулся в каюте? Он спросил у Чандрасекара, готовы ли результаты расчётов!