Генри Каттнер - Хогбены и все-все-все (сборник)

Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Либо эта «фурия», либо какая-нибудь другая в настоящий момент, конечно, уже получила инструкции относительно его. Оставалось прибегнуть к единственному средству. Слава богу, он еще может кое-что предпринять.

Гарц отпер ящик письменного стола и, выдвинув его, коснулся клавишей — он-то думал, что ему никогда не придется к этому прибегать. Очень тщательно, цифру за цифрой, он вложил в компьютеры закодированную информацию и посмотрел сквозь стеклянную стену. Ему показалось, что он видит, как внизу, на невидимых глазу лентах, одни данные стираются, а на их месте появляется другая, фальшивая информация.

Он взглянул на робота и едва заметно улыбнулся.

— Сейчас ты все забудешь, — сказал он. — И ты, и эти компьютеры. А теперь можешь идти, ты мне больше не нужен.

То ли оттого, что компьютеры работали очень быстро (как оно и было на самом деле), то ли в силу простого совпадения, но только «фурия» задвигалась, словно подчиняясь приказанию Гарца. С того самого момента, когда Дэннер выскользнул из ее рук, она стояла без движения. А сейчас новый приказ оживил робота, и пока одна программа сменялась другой, движения его были импульсивны. Казалось, он согнулся в неловком поклоне, так что голова его оказалась на одном уровне с головой Гарца.

Гарц увидел собственное лицо, отразившееся в гладкой физиономии «фурии». Было что-то похожее на насмешку в этом неловком поклоне робота, чью грудь украшала кроваво-красная орденская лента, делавшая его похожим на дипломата, награжденного за заслуги. Однако заслуги эти были весьма сомнительны: этот точный механизм стал соучастником преступления. Удаляясь, робот оглядывался на Гарца, как бы унося с собой отражение его лица.

Гарц наблюдал, как «фурия» гордо шествовала к двери. Затем услышал, как ее размеренные шаги загрохотали вниз по лестнице. Всем телом ощущая эту тяжелую поступь, от которой содрогался пол, Гарц внезапно почувствовал тошноту и головокружение — он подумал, что сейчас сама структура общества сотрясается под его ногами.

Машины тоже подвержены коррупции.

Жизнь человечества все еще зависела от компьютеров, но компьютерам нельзя больше доверять. Гарц заметил, что у него дрожат руки.

Он задвинул ящик стола и услышал, как мягко щелкнул замок. Руки его дрожали, и эта дрожь, казалось, отдавалась во всем теле, и он с ужасом подумал о том, как непрочен этот мир.

Внезапно нахлынувшее чувство одиночества, как холодный порыв ветра, охватило его. Никогда еще Гарц не испытывал такой острой потребности в общении с себе подобными. Не с каким-то одним человеком, а с людьми вообще. Просто с людьми. Такое естественное и примитивное желание быть среди людей.

Схватив шляпу и пальто, он стал быстро спускаться вниз. На середине лестницы остановился, глубоко засунув руки в карманы, но никакое пальто не спасло от внутреннего озноба.

За спиной послышались шаги.

Сначала он не смел оглянуться. Он слишком хорошо знал эту поступь. Но в нем боролись два страха, и он не знал, какой из них сильнее — боязнь убедиться, что «фурия» приставлена к нему, или боязнь обнаружить, что ее нет. Если бы она действительно оказалась за его спиной, он, скорее всего, испытал бы чувство странного успокоения, ибо это означало, что он может доверять машинам. Что же касается этого ужасного чувства одиночества, то оно должно пройти.

Не оглядываясь назад, он шагнул еще на одну ступеньку. За спиной послышался зловещий отзвук, словно повторивший его шаг. Он с трудом перевел дух и оглянулся.

Лестница была пуста.

Выждав время, которое, как ему показалось, длилось бесконечно долго, Гарц, часто оглядываясь, начал спускаться вниз. И снова он слышал грохот шагов у себя за спиной. Однако «фурии» не было видно. Никакой «фурии».

Эринии снова нанесли свой тайный удар — невидимая глазу «фурия» его совести следовала за ним по пятам.

Казалось, снова возродилось понятие греха и вернулось в мир, где он был первым человеком, вновь испытавшим ощущение внутренней вины. Очевидно, компьютеры все- таки не подвели.

Гарц медленно спускался по лестнице. Он вышел на улицу, все еще слыша характерную поступь за спиной. Сейчас она уже не отдавалась металлическим звоном, но ни избавиться от нее, ни откупиться было невозможно.

Отныне она навсегда будет сопровождать его.

Железный стандарт

(переводчик: Светлана Васильева)

Вовсе не обязательно, чтобы инопланетяне были настроены по отношению к пришельцам либо дружелюбно, либо враждебно; они могут доставить им немало неприятностей, заняв строго нейтральную позицию.

— А денежки-то нам отсыпят только через год, — произнес Тиркелл, с отвращением зачерпнув ложкой холодные бобы.

Капитан Руфус Мэн на минуту отвлекся от выуживания из супа бобов, которые смахивали на тараканов.

— По-моему, для нас это сейчас не так уж важно. Кстати, год плюс четыре недели, Стив. Ведь полет с Венеры на Землю займет не меньше месяца.

Круглое пухлое лицо Тиркелла помрачнело.

— А до тех пор что? Будем жить впроголодь, питаясь холодными бобами?

Мэн вздохнул, переводя взгляд на затянутый прозрачной пленкой открытый люк космолета «Гудвилл». И промолчал. Бетон Андерхилл, который был включен в состав экипажа благодаря несметному богатству своего папаши и выполнял на корабле обязанности подручного, натянуто улыбнулся и сказал:

— А на что ты, собственно, претендуешь? Мы ведь не можем тратить горючее. Его только и хватит, чтобы доставить нас на Землю. Поэтому — или холодные бобы, или ничего.

— Скоро будет одно «ничего», — угрюмо произнес Тиркелл. — Мы промотались. Ухлопали свое состояние на разгульную жизнь.

— На разгульную жизнь! — прорычал Мэн. — Мы же отдали почти все наши харчи венерианам.

— Так они же кормили нас… один месяц, — напомнил Андерхилл. — Увы, все в прошлом. Теперь у них и кусочка не выманишь. Чем же мы им не угодили, а?

Он умолк — снаружи кто-то расстегнул клапан прозрачного экрана. Вошел приземистый широкоскулый мужчина с крючковатым носом на бронзово-красном лице.

— Что-нибудь нашел, Краснокожий? — спросил Андерхилл.

Майк Парящий Орел швырнул на стол полиэтиленовый мешок.

— Шесть грибов. Не удивительно, что венериане используют гидропонику. У них ведь нет другого выхода. Только грибы могут расти в этой проклятой сырости, да и те в большинстве ядовитые.

Мэн сжал губы.

— Ясно. Где Бронсон?

— Просит милостыню. Но ему не подадут ни одного фала. — Навахо кивнул в сторону входа. — А вот и он сам.