Юрий Никитин - Ярость

Я очнулся от дум, чувствуя некоторое неудобство. В салоне удобно, тепло, сухо, но за окном проплывают дома незнакомые, а улица выглядит как-то не так. Не сразу понял, что едем не привычной уже дорогой, а Володя держится несколько напряженно. В голове тут же прокрутились сцены из фильмов о похищениях, киллерах, террористах. Я спросил как можно будничнее:

– А чего не по Тверской?.. Пробки или дорогу размыло?

Он даже не шелохнул бровью.

– Положено.

– Почему? Простите, я человек гражданский...

– Замечены передвижения, – произнес он так же буднично, как и я. – Маленькие такие подвижки... Ничего определенного, но никто не хочет ни на мину напороться, ни поймать пулю с крыши.

– Ого, – сказал я, – настолько серьезно?

– А что, думаете, если президентом Кречет, так и никто не решится?

– Это Россия, – ответил я. – Здесь на все решаются.

– Через Сретенку не проехать, – сказал он уже охотнее, – это точно. Там митинг, какого не знали со времен перестройки. Люди озверели, вот-вот вломятся через кремлевские ворота.

– А со стороны Кузнецкого Моста?

– Там разгулялись сторонники Русского единства. Вчера еще была драка с либералами. Их лидер объявил себя истинно православным, теперь бьется за святую церковь, как вчера бился за предоставление московских квартир депутатам.

Лицо его было лицом молодого разочарованного старика, который повидал столько гадостей, что больше ничему не верит.

Когда впереди показался памятник Долгорукому, я сказал:

– Здесь и высади.

– Но президент велел к самому дому...

– Мой дом соседний. Не боись, еще светло, никто не обидит. Видишь, сколько везде милиции?

Он хмыкнул, мол, как раз милиция и обидит, но смолчал. Футуролог с воза, кобыле легче.

– Завтра во сколько? – спросил он, притормаживая.

– Как обычно.

Возле памятника Долгорукому толпа была впятеро больше, чем в прошлый раз. На душе было тревожно, слишком быстро язычники захватывали позиции, а церковь совершенно не борется, хотя тысячу лет тому залила кровью Киев, утверждая свою власть, а потом еще несколько сот лет искореняла язычество, капища жгла, а людей казнила...

В прошлый раз было три оратора, теперь уже пятеро сменяли друг друга, новенькие были поувереннее, умелее в словесных баталиях, постепенно оттесняли зачинателя, перехватывая власть в новой складывающейся структуре.

Правда, все те же крики о древности Руси, великой славе предков, арийском происхождении...

Эх, ребята, мелькнуло у меня брезгливо-жалостливое. Не там ищете! Это сейчас доказываете друг другу, что вся цивилизация пошла из Руси, которая тогда называлась не Русью, а как-то по другому, скажем, Месопотамией или Вавилоном, что хетты – это хатты, предки славян, что троянцы – славяне, как и шумеры, но потом, с ростом своих же раскопок в книгах, поисках еще более древних корней, с разочарованием узнаете, что как ни крути, а немцы или арабы имеют более давнюю историю. А уж про евреев или ассирийцев и говорить нечего. Но силы уже уйдут, вам останется только признать свое поражение и угрюмо отойти в сторону.

Но почему так заклинились на древних корнях? Разве не важнее, кем будут наши внуки, чем кем были наши деды? Брехня, что не зная прошлого, нельзя предвидеть будущее. Красивая фразочка, что с натяжкою была верна в эпоху, скажем, Древнего Рима. Тогда из прошлого древних египтян, мидийцев, греков можно было извлечь уроки. Те же восстания рабов, набеги варваров, хвостатая звезда в небе... Но в прошлом не было движения зеленых, атомного оружия, Интернета, всемирного телевидения и прочих штук, что так меняют жизнь. А кто не успеет, тот получает огрызок от яблока, как вон те идиоты, что подставили мне свою красотку.

Я очнулся от невеселых дум, рядом подпрыгивали и кричали хвалу Сварогу крепкоплечие ребята. Коротко постриженные, в глазах отвага и желание отдать себя чему-нибудь высокому.

Я поинтересовался:

– А как насчет ислама, ребята?

Один, постарше, даже не парняга, а солидный мужик лет сорока, оглядел меня с неприязнью:

– На кой нам вера чернозадых?

– Так Кречет берет ее не у чернозадых, – пояснил я. – У благородных арабов, что Синбады-мореходы и Али-бабы.

Парни нас не слушали, а этот мужик отмахнулся рассеянно:

– Нет, это не по нас... Арабы такие же семиты, как и эти, пархатые.

Я внимательно посмотрел на него, все понял, сказал проникновенно, с отеческой укоризной:

– Как ты не понимаешь... Прародитель евреев Авраам, старый и мерзкий богач, обманом поимел бедную, но красивую и благородную служанку, а потом подло выгнал из дому. Она ушла через пустыню, едва не погибла, прямо в жарких песках в муках родила, ребенка нарекла Измаилом, от него и пошел род арабов... наших арабов. Если тебе Христа жалко, то бедную мать еще жальче, а бедный ребеночек так мучился без воды в жаркой пустыне!..

Его глаза загорелись, он раздул грудь, а усы встопорщились воинственно.

– Вот как? – сказал он мстительно. – Как они, подлые, поступили с нашей богородицей... как, говоришь, ее зовут?

– Агарь, – подсказал я.

– Агарь, – повторил он раздумчиво. – А чо, хорошее имя. И совсем не жидовское! Даже лучше, чем Мария. Ах они сволочи!.. Нашу мать-богородицу в пустыню!.. Беременную!.. Это почище, чем родить в яслях в богатом городе!.. Ах мерзавцы!.. Ах... Мужики!!! Идите сюды, я вам такое расскажу...

Я поспешно отошел, затерялся в толпе, потом вышел к бровке тротуара. Непонятно зачем сделал это, скорее всего из простого хулиганства, что живет в каждом мужчине. А может потому, что люблю на ходу придумывать разные идеи, находить решения... Но беда наша в том, что вот так в шуточках может родится что-то страшноватое. Для тебя это только игра ума, сказал, посмеялся над дурнями и забыл, а на завтра можешь проснуться в мире, где придуманное тобой стало явью...

Глава 33

Зло исчезло как понятие. Кинотеатры заполнены фильмами, где мафия благороднее полицейских, наемные убийцы – благородные герои, грабители – милые и добрые люди, проститутки нравственнее нормальных работающих женщин... Вряд ли все это можно объяснить происками мафии, что все купила и выпускает фильмы о себе как сама хочет, не всех режиссеров можно купить, дело в самой утрате ценностей...

Но это касается только американских фильмов и книг, а также стада, что идет у них на веревке: мелких стран Европы да покоренной Японии. Но у нашей стране полное молчание об исламской культуре. Переводим вьетнамские романы, мамбоюмбиные, но только не тех стран с богатой и древнейшей культурой, где еще в обиходе понятия долга, чести, благородства, верности слову.

Одним из признаний, что человек перестает карабкаться по крутой лестнице совершенствования стал гнуснейший по сути лозунг: принимайте меня таким, каков я есть! То есть, не требуйте от меня, чтобы я был лучше. Я хочу остаться таким, каков есть: в соплях, грязный, ленивый, учиться не хочу, утруждать себя ничем не желаю. Я просто хочу жить и все время получать удовольствия. Без усилий. Даром.