Орсон Скотт Кард - Тень Эндера
«Это-то я понял, – думал Боб. – Ты думал, я не пойму? И если это ты называешь „с достоинством“, то ты своего добился».
– Тебе бы надо было видеть рожу Уильяма Би! Он стоял как пришпиленный и никак не мог понять, как это: он побежден, когда у тебя только семь солдат, способных волочить ноги, а у него в полном здравии все, кроме трех.
– А зачем мне видеть рожу Би? – задумчиво сказал Эндер. – Зачем вообще драться со своими ребятами и побеждать их?
Боб чувствовал, что его лицо пылает от стыда. Он сказал совсем не то, что надо было сказать. Но… он не знал, что надо. Что-то такое, что заставило бы Эндера почувствовать себя лучше. Что-то, что заставило бы его почувствовать, как они все любят и уважают его.
Но любовь и уважение – это часть бремени Эндера. И ничего-то он, Боб, не может, ибо человеческое уважение и любовь только увеличивают бремя на плечах Эндера. Поэтому Боб просто промолчал.
Эндер прижал ладони к глазам.
– Я очень сильно покалечил сегодня Бонзо, Боб. Я причинил ему непереносимую боль.
Вот оно! А все остальное – это так, пустое. Главная тяжесть на плечах Эндера – тот жуткий бой в душевой. Бой, которого ни твои друзья, ни твоя армия не сумели предотвратить. И больно тебе не потому, что тебе угрожала смертельная опасность, а потому, что ты причинил боль другому, защищая себя.
– Он сам напросился, – буркнул Боб и тут же поморщился. «Неужели не смог найти слов получше, дурень? А что надо был сказать? Нет проблем, Эндер? Конечно, мне он показался мертвым, а ведь я единственный пацан в школе, который смотрел смерти в лицо и знаю, как выглядят убитые, но… Нет проблем, Эндер! Не стоит беспокоиться! Бонзо сам напросился».
– Я бил его, а он стоял не двигаясь, – говорил между тем Эндер. – Казалось, он уже умер, только упасть никак не может. А я все бил и бил его.
Значит, он знает. И все же… не наверняка. И Боб не должен ничего говорить. Бывают минуты, когда между друзьями царит абсолютная открытость. Но не сейчас.
– Я хотел, только чтобы он оставил меня в покое.
– Оставит, – сказал Боб. – Его отправили домой.
– Уже?
Боб пересказал то, что сообщил ему Иту. И все время ему казалось, что Эндер чувствует, что он недоговаривает. Да, Эндера Виггина не так-то легко обмануть.
– Я рад, что его все же выпустили из школы, – сказал Эндер.
«Уж выпустили так выпустили. В могилу его выпустили, в крематорий, или как там сейчас хоронят людей в Испании».
Испания. Пабло де Ночес, который спас Боба, тоже был из Испании. А теперь туда отправился труп мальчика, который был убийцей в сердце своем и умер по этой причине.
«Чего-то я совсем дурею, – подумал Боб. – Какое значение имеет то, что Бонзо и Пабло де Ночес оба испанцы? И вообще, какое значение имеет то, откуда человек приехал, если уж на то пошло?»
И пока все эти мысли быстро сменяли друг друга у него в мозгу, Боб продолжал что-то мямлить, пытаясь говорить как человек, который ничего не знает, но старается успокоить Эндера, прекрасно понимая, что тот способен сложить два и два: если Боб действительно ничего не знает, тогда какой смысл его слушать, а если только прикидывается – значит врет.
– А правда, что с ним была целая куча шпаны против тебя одного?
Бобу хотелось выбежать из комнаты – такими фальшивыми показались ему собственные слова.
– Нет, – ответил Эндер. – Мы были один на один. Он дрался честно.
Боб успокоился. Эндер так ушел в себя, что слова Боба до него просто не доходили, так что фальшь осталась незамеченной.
– Это я дрался нечестно. Я хотел победить, – сказал Эндер.
«Да, это верно, – подумал Боб. – Ты дрался, чтобы победить, и только в такой драке есть хоть какой-то смысл».
– И ты победил. Сбил его с орбиты.
Вот сейчас слова Боба были близки к истине.
Раздался стук в дверь. Она тут же распахнулась – тот, кто стучал, не ждал ответа. Еще до того, как Боб обернулся, он уже знал, что это учитель: Эндер поднял взгляд слишком высоко, – ясное дело, это не мог быть кто-то из ребят.
Майор Андерсон и полковник Графф.
– Эндер Виггин, – обратился полковник официально.
Эндер встал. Выражение как у посмертной маски снова появилось на его лице.
– Да, сэр?
– Твое несдержанное поведение сегодня в Боевом зале мало чем отличалось от неповиновения. Это не должно повториться.
Боб не мог поверить в существование подобного идиотизма.
После всего, через что пришлось пройти Эндеру, вернее, через что его протащили учителя, они намерены и дальше продолжать давить на него! Они даже сейчас хотят, чтобы Эндер чувствовал свое одиночество! У этих парней, видно, чувство жалости вообще отсутствует.
Эндер ответил тем же безжизненным тоном:
– Да, сэр.
Но Боб был уже по горло сыт учительским гонором:
– Полагаю, пришло время хоть кому-то сказать им, чту мы думаем об их проделках!
Ни Графф, ни Андерсон даже ухом не повели. Оба сделали вид, что ничего не слышат. Андерсон вручил Эндеру большой лист бумаги. Он ничем не походил на те бумажонки, которые сообщали о перемещениях или об очередном сражении. Это был большой лист, на котором обычно печатались важные приказы. Эндер, видимо, увольнялся из школы.
– Свидетельство об окончании? – спросил Боб.
Эндер кивнул.
– И чего они так долго валандались с тобой? – спросил Боб. – Могли бы сделать это годика два назад. Ты уже умеешь ходить, разговаривать, так чему же еще они могут тебя научить?
Все происходящее напоминало дурацкий сон. Неужели учителя и впрямь рассчитывают кого-то обмануть? Делают выговор Эндеру за неповиновение и тут же выпускают его из школы, потому что война уже на носу и у них нет возможности тратить на его подготовку еще несколько лет. Он их последняя надежда, но обращаются они с ним как с грязью, налипшей на подошвы сапог.
– Мне понятно одно, – сказал Эндер, складывая бумагу, – с Игрой я покончил. Что ж, давно пора. Могу я попрощаться со своей армией?
– Время подпирает, – ответил Графф. – Твой челнок уходит через двадцать минут. Да и вообще, лучше с ними не общаться, раз уж приказ вручен. Так будет проще.
– Проще для них или для вас? – спросил Эндер.
Он обернулся к Бобу и взял его за руку. Боб почувствовал себя так, будто его коснулась рука Бога. Будто ток высокого напряжения прошел через тело. «Может, я действительно его друг? Может, и он чувствует частичку того, что ощущаю я? Хоть тень моих чувств к нему?»
И тут же все кончилось. Эндер отпустил его руку и пошел к дверям.
– Подожди! – крикнул Боб. – Куда тебя направляют? В Тактическую? Навигационную? Снабжения?
– В Командную.
– В Подготовительную?
– Просто в Командную, – ответил Эндер и вышел в дверь.
Итак, Командная. Элитная школа, даже местоположение ее не было известно. В эту школу шли только самые старшие. Наверняка сражение с жукерами вот-вот развернется, раз учителя решили обойтись без Тактической или Подготовительной школ, как это практикуется обычно.
Боб схватил Граффа за рукав:
– В Командную школу не принимают ребят моложе шестнадцати!
Графф стряхнул руку Боба и вышел. Если он и понял иронию, которую вложил Боб в свою фразу, он ничем не выдал этого.
Дверь захлопнулась. Боб остался один в комнате Эндера.
Он огляделся. Без Эндера она стала совсем незнакомой.
То, что он находится в ней, больше не значило ровным счетом ничего.
А всего несколько дней назад – меньше недели – Боб стоял тут и Эндер говорил ему, что он в конце концов получил свой вожделенный взвод.
Почему-то в памяти Боба вдруг всплыла та минута, когда Проныра высыпала в его ладонь шесть арахисовых орешков.
Она подарила ему жизнь.
Возможно, и Эндер подарил ему жизнь? Вторую? Нет, это разные вещи. Проныра дала ему жизнь, а Эндер – смысл.
Пока здесь был Эндер, это была самая важная комната во всей Боевой школе. Теперь это будет просто чуланчик, где хранят половые тряпки.
Боб вышел в коридор и пошел туда, где раньше находилась комната Карна Карби. Еще сегодня. Еще час назад. Он прикоснулся к двери ладонью. Она послушно отворилась. Все по программе.
Только вот комната пуста. В ней никого не было.
«Это моя комната, – подумал Боб. – Моя… и все еще пустая».
Он ощущал, как где-то внутри его бушуют плохо контролируемые эмоции. Да, конечно, он волнуется, он даже гордится тем, что получил армию. Но если разобраться, то все это не очень интересно. Как сказал Эндер, Игра – ничто. Да, он честно будет заниматься своей армией, но причиной того, что он завоюет уважение солдат, будет то, что на нем еще лежат отблески славы Эндера. А сам-то он – крошечный наполеончик, шлепающий в чужих сапогах не по размеру и визгливым детским голоском выкрикивающий приказы. Миленький маленький Калигула – Сапожок – гордость армии Германика. Но когда Калигула надевал сапоги своего папаши, эти сапоги уже были бесхозными, и он знал это, и, что бы он ни делал, факт этот оставался фактом. Может быть, это и было причиной безумия Калигулы.
