Андрей Чернецов - Звероликий

Заковыляла вперед, рассматривая причудливые картинки, запечатленные на стенах. Большинство из них Герте понравилось. Как раз в духе ее любимых родных саг. Морские чудовища, нападающие на людей. Здорово.

Встав в величественную позу, актриса процитировала монолог Фреи из трагедии Киксена «Валькирия»:

— Чу, Одина я слышу приближенье!Не знаю, будет ли его соизволенье,Но змия я сего к его ногам сложуИ, верно, тем его я милость заслужу!

А вот эти картинки так вообще отпад. Такое и в журналах для мужчин не часто встретишь. Натуральное садо-мазо. В духе ниппонской анимации, к которой Герта пристрастилась в последнее время.

Девушка, обвитая многочисленными щупальцами непонятного страшилища, бьется в экстатических судорогах. По ее закатившимся под лоб глазам, открытому в крике рту и выгнутому в сладострастной конвульсии телу можно судить, что она на вершине блаженства. Да, знали же древние толк в любви. Не то, что нынешние мужики. Вырожденцы! Обабились все как один.

Герта грустно вздохнула, отчего ее потрясающая грудь едва не выпрыгнула из топика.

— Помоги… — прошелестело из угла.

Кинодива от неожиданности чуть не упала в обморок. Но вовремя рассудила, что благодарные зрители все равно не оценят, а потому предпочла просто взвизгнуть:

— Ой!

И вслед за этим еще раз, уже погромче и понатуральнее:

— Ай! Ай-ай-ай!

— Кто здес-сь? — прошипел тихий голос.

— А ты кто? — ответила вопросом на вопрос Грендель, которой неведомо почему не было страшно.

— Подойди-и с-с-сюда-а.

— Ага, нашел дуру! — возмутилась свейка. — Тебе надо, ты и иди!

Сама же для пущей уверенности подобрала с пола булыжник.

— Я не могу… Ранен…

— Врешь!

— Птилай'йи никогда н-не врут-т…

— А птилай'йи — это кто? — заинтересовалась актриса и таки пошла на голос.

Пройдя несколько футов, уперлась в некое подобие ванны. Сделанная из камня, она доставала Герте по грудь. Так что для того чтобы рассмотреть, что же находится в этой купели, кинодиве пришлось привстать на носочки.

Ванна на несколько ладоней была заполнена водой, в которой возлежало странное существо, похожее одновременно на человека и земноводного. С перепончатыми лапами, жабрами и широким лягушачьим ртом, с громадными вытаращенными глазами…

Актриса, занятая во время штурма «Титаника» глубоководными общением с кавалером, пропустила самое интересное. Ко времени же ее посадки в шлюпку все трупы жабоидов были уже сброшены за борт.

— Надо же! — хмыкнула она. — Везет мне на мужичков. Один лохматик, другой вот зелененький. Вот только не первой молодости.

Человек-лягушка и впрямь был весь сгорбленный и морщинистый — видать, прожил невесть сколько лет.

— Дед, а дед, — окликнула его дива. — Тебе и впрямь так хреново?

— Да, — разлепил бледные губы птилай'йи.

— А давай вместе на воздух, а?

— Нет с-сил-л.

— Так я помогу! — с готовностью предложила домина.

— Пос-с-с-той-й… Ты добра-а-йа-а… Не то, ш-ш-то Пр-ред-дат-тель…

— Предатель? — удивилась свейка. — Кого ты имеешь в виду?

Волна боли прошла по всему телу глубоководного.

— Он… он… обману-у-ул нас-с-с… Обещ-щ-щал-л отдат-ть с-сос-суд-д…

Час от часу не легче. Предатель. Сосуд. У Герты голова шла кругом от обилия свалившихся на нее эмоций и информации.

— Слушай, бледно-зелененький, давай так. Я тебя отсюда вытащу. Мы вместе отыщем кого-нибудь, и ты расскажешь им все по порядку.

— Н-не п-перебив-ва-ай-й… Этот с-с-сос-ссуд-д-д… Он мош-ш-шет укротит-т-ть Хоренну.

— Какого такого хрена?

— Хоренну… Ос-стров-в…

— Не понимаю, — пожала плечами актриса. — Зачем укрощать какой-то остров? И где этот таинственный сосуд вместе с не менее таинственным предателем?

— На ко-рабл-ле.

— Те-те-те, — передразнила. — Да где тот корабль? Наверное, уже давно на дне морском. Ладно, губастенький. Загостились мы тут с тобой. Давай выбираться.

Она забралась в ванну и, обхватив старика под мышки, попыталась приподнять его. Птилай'йи издал болезненный стон.

— Ух, и тяжел ты, дедуля! Помог бы кто, а?

И так, на всякий случай, ни на что не надеясь, завопила что есть мочи:

— Помогите! Помоги-и-те-е!!!

К ее глубочайшему удивлению в стене образовался проем и в нем показалась… лохматая и остроносая собачья морда.

— Кто здесь? — спросила псина по-латыни.

Вслед за головой в щель просунулась вполне человеческая фигура, и Герта с облегчением узнала вновь пришедшего:

— О лохматик! О мой герой! Ты явился, чтобы меня спасти!

С радостным воплем Герта выпрыгнула из каменной купели, бросилась к кинокефалу и повисла у него на шее.

Из-за ее спины донесся протяжный вопль:

— Пр-ред-дат-тель… С-с-сос-суд-д… Йа-йа-а-а-а…

Освободившись от цепких рук киноактрисы, сыщик подбежал к мраморному резервуару. Там, навалившись грудью на бортик, стоял во весь рост древний жабоид. В остекленевших, мертвых глазах его застыл гнев, смешанный с ужасом.

Правая рука глубоководного была вытянута вперед. Средний из трех пальцев указывал на что-то или кого-то.

Быстро осмотрев тело, сыщик заметил на нем две или три явно смертельные раны, сочившиеся голубоватой слизью. Видимо, это последнее усилие стоило птилай'йи жизни.

Лайер оглянулся назад. Туда, куда указывал мертвец.

У прохода, освещаемые лучами местного солнца, стояли его спутники: Уриил Айсберг, Сай Тояма и Уркварт Север. Крепыши-гоблины не смогли протиснуться сквозь узкую щель.

Так кого же имел в виду человек-лягушка, упомянув предателя! И что это еще за таинственный сосуд!

Надо бы порасспросить актрису. Не набиться ли к ней на чашку кофе? Как-никак, сама назвала Криса своим спасителем…

Глава двадцатая

ЧАШКА КОФЕЮ

Погода была отличная, ясная. Небо оставалось белесым, как в пустыне. Море казалось расплавленным фиолетовым стеклом, раскачиваемым мелкой мертвой зыбью. В вышине проплывали редкие облака — белые и пышные.

Хотя по календарю стояла ранняя весна, казалось, что уже пришло знойное лето. Ибо в какую еще пору года солнце может быть таким неподвижным, закатно-оранжевого оттенка, рождающим где-то в глубинах мозга давящее ощущение чужого места.

«Титаник» по-прежнему куда-то плыл на спине невероятного живого существа — то ли бога, то ли просто древней твари. Один в бескрайнем океане. Ни единого признака кораблей, ни тем более суши.

Правда, нельзя сказать, что море так уж безжизненно. В подзорную трубу можно было разглядеть идущих вслед за Хоренной дельфинов. Не похожих на привычных по Средиземному морю — фиолетовых, как и окружающее их море, в несколько раз больше своих сородичей с Геба. Бока и животы светлые, с зеленым блеском, хищно, по-змеиному извивающиеся тела, гребнистые плавники.