Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост

Морж медленно и лениво поднял голову и снова уронил ее меж своих передних ластов. Впечатление было такое, что зверь смертельно устал и ему нет никакого дела до человека, идущего тундровым верхом по направлению к Инчоунскому мысу. На самом деле чуткий зверь отлично слышал и видел, но пока оснований для беспокойства у него не было — человек был далеко и даже, похоже, уже замедлил шаг и намеревался повернуть обратно.

Но прежде чем пуститься в обратный путь, Иван Теин пересек косу, чтобы не беспокоить моржа-разведчика, и пошел берегом лагуны. Через водную спокойную гладь на южном берегу виднелись дома нового Уэлена. Различались дом-мастерская Сейвутегина, здание сельского Совета и его собственный дом. Они стояли у самого берега, у воды, где покачивались ярко окрашенные лодки. Отсюда хорошо просматривался и мост-макет через старый уэленский ручей. Даже на таком расстоянии он производил внушительное впечатление и впрямь украшал привычный облик Уэлена, внося в него что-то новое, однако отнюдь не противоречащее природному окружению. И Иван Теин мысленно похвалил художника Якова Цирценса.

Иван Теин не спешил. Правда, по времени ему уже пора выходить на связь с конторой Совета, и рука привычно тянулась к выключателю на небольшой черной коробочке, висящей на поясе, рядом с охотничьим ножом, но желание продлить одиночество на берегу лагуны, на этом тундровом просторе было велико. Редко выпадают такие дни, часы, когда можно побыть наедине с самим собой, стараясь отъединиться от мыслей, связывающих тебя с тысячами мелких и больших дел, почувствовать себя частью этой галечной косы, поросшей редкими, но выносливыми растениями, слиться со светом неба, воды, услышать тишину арктической тундры.

Иван Теин увидел небольшой круглый валун с гладкой, словно отполированной поверхностью. Он хорошо нагрелся на солнце, и сидеть на нем было приятно и покойно. Глаза Теина были по-прежнему обращены в сторону Уэлена, над которым, как остов радуги, возвышался мост-макет. На таком расстоянии яранги почти терялись из виду, сливаясь со склоном Маячной сопки.

Сначала показалось, что это игра нагревшегося над косой воздуха, менявшего очертания дальних предметов: пролеты моста-макета как-то странно изогнулись, оторвались от земли вместе с облаком пыли и медленно упали на землю. Только когда до слуха донесся глуховатый рокот и плотная упругая волна спрессованного воздуха ударила в грудь, Иван Теин понял, что случилось несчастье.

Первым в наушниках послышался взволнованный голос Веры Айнау, дежурившей в диспетчерской совхоза:

— Мост взорвался! Взлетел в воздух!

— Слушай меня, Вера! Слушай, Вера! — закричал в микрофон Иван Теин. — Срочно свяжись с Александром Вулькыном и Метелицей!

— А где вы?

— Я на косе, на лагунной стороне… Пусть срочно пришлют вертостат или что-нибудь другое, что окажется под рукой!

Не выключая аппарата связи, Иван Теин побежал, постепенно перейдя на гребень косы, где была твердая почва. Бедная черная коробка связи, казалось, готова была разорваться от хлынувших в ее хрупкое нутро взволнованных голосов.

— Я вылетаю! — услышал Иван Теин голос Метелицы.

Когда вертостат Метелицы показался над морем, Иван Теин успел пробежать не менее двух километров. Он пытался вглядеться в дальний конец косы, но ничего не мог увидеть: словно и не было там никогда моста-макета, и никакие иные искусственные сооружения, кроме древних яранг, не нарушали исконного, природой созданного пейзажа на стыке Уэленской косы и Маячной сопки.

Вертостат, похоже, шел на предельной скорости. Он приземлился метрах в пятидесяти впереди, чтобы не задеть лопастями и уберечь от поднятой пыли и гальки.

Ввалившись внутрь кабины, Иван Теин спросил:

— Что же это может быть?

— Прилетим на место — увидим, — коротко ответил Метелица.

Уже с высоты двухсот метров хорошо было видно, что мост-макет полностью разрушен. Чуть поодаль на земле лежало несколько тел. При их виде у Ивана Теина сжалось сердце.

Выпрыгнув из машины, он побежал вперед. От молчаливой толпы отделился Александр Вулькын.

— Кого убило?

— Жертв нет, — ответил Вулькын. — Несколько роботов повредило.

Только теперь Иван Теин разглядел, что на земле валялись не люди, а промышленные роботы, иные разъединенные мощным взрывом на части.

Из бухты Провидения сообщили: вылетает комиссия для расследования. Просили пока ничего не трогать.

Семен Аникай и Михаил Туккай уже ставили ограждение из тонкой веревки, отмечая границу, за которую не разрешалось приближаться.

Бросив беглый взгляд, Метелица тихо сказал, обращаясь только к Ивану Теину:

— Очень похоже на дело рук человеческих.

— Да что же это такое? Ну кому мешал этот мост-макет?

Если бы мог, Иван Теин закричал бы во весь голос, но он произнес эти слова так тихо, что только Метелица мог услышать. В них было столько горечи, боли и недоумения, что Метелица положил ему руку на плечо и тихо произнес:

— Успокойся.

У разрушенного моста-макета остались лишь двое инженеров-чукчей. Они с грустью смотрели на руины и распростертых на зеленой тундровой траве промышленных роботов. Удивительно, что вот такими, с оторванными рычагами и другими частями, они еще более походили на людей, но людей мертвых.

Отказавшись от машины. Метелица и Теин медленно двинулись вдоль лагуны, огибая ее по западному берегу.

Долго молча шли у самой воды, по разноцветной гальке, ковром уходящей под прозрачную воду. Чуть позади следовали все остальные.

Небольшой мостик через поток с болью напомнил взорванный макет-мост.

— Надо как-то подумать об усилении охраны всего строительства. Вроде и немного народу работает, а придешь на площадку — кто только не толкается там! Какие-то операторы, журналисты, фотографы. Иной раз их даже больше, чем непосредственно занятых на стройке, — сердито заметил Метелица.

— А разве у вас нет охраны? — с удивлением спросил Теин.

— В принципе есть, — ответил Метелица. — Но, честно говоря, я мало этим интересовался. Как-то бог меня миловал: на всех стройках, где мне пришлось работать, почти не было случаев саботажа или попыток взорвать сооружение. Правда, африканцы в этом отношении народ опытный и свои стройки охраняли как следует.

Сухая тундровая почва мягко пружинила под ногат ми, и Метелица с удовольствием ступал по жесткой короткой траве, которая тут же поднималась, не оставляя следа. Теплый ветерок ласкал, словно прикосновение мягкой детской ладони. Сглаженные очертания холмов уходили вдаль, к тихоокеанскому берегу Уэленского перешейка. Все окружающее дышало миром, спокойствием, величием жизни, и трудно было даже вообразить, что всего лишь чуть больше часу назад какая-то злая воля нанесла безжалостный удар в самое сердце доброты, дружбы и созидания. Кому-то не по нутру пришлось это светлое небо, тундровая робкая зелень, спокойствие озер и морей. Что же за душа должна быть у этих людей, если они решились на это?