Йозеф Несвадба - Мозг Эйнштейна

— Я не писал тебе никаких писем! — воскликнул Пресл.

— Чапек никогда не звонил Разуму, а ты не подходил к телефону. Чапек вообще никогда не звонил из гостиницы и выходил из нее только три раза. Мы начнем выдумывать, как и ты, но нам больше поверят, потому что твои вымыслы фантастичны. Газеты у нас, слава богу, не увлекаются сенсациями. Иди, рассказывай свои истории кому вздумается! И ты кончишь плохо! Мы за тебя уже не вступимся… А сейчас нам надо срочно ехать в министерство, — обратилась она к Разуму. — Там важное совещание. Вас хотят назначить членом международной комиссии в Москве.

— А как же насчет морского пляжа? — не удержалась я. — В Москве его нет. И там холоднее, чем в Риме.

Пресл ушел не попрощавшись. Разум долго смотрел на дверь. Яна принесла из шкафа его дневной костюм. Я пошла к себе за чемоданом и стала складывать вещи, а она тем временем помогала одеваться моему бывшему мужу. Мне вдруг показалось невероятным: как я могла так долго выдержать, почему не поняла уже давно, с каким бесчестным человеком живу?

Я уложила лишь самое необходимое. На первое время поселюсь у Карела; у него в больнице большая казенная квартира, и он уже давно предлагал мне пристанище. По крайней мере буду ближе к Енде.

Мне казалось, что я просто еду навестить Енду, а потом останусь у него навсегда; я понимала, что, собственно говоря, подсознательно уже давно немного завидую сыну: меня всегда страшил обратный путь — из больницы к трамваю.

В дверях я столкнулась с Яной.

— Куда вы? — спросила она.

— Меня не тянет на римский пляж, милочка. А тебе хочется увидеть все на свете. Ты больше подходишь для Разума, твоя жадность к жизни ему по душе.

— Уже не по душе, — сказал Разум, взяв меня под руку, и отставил в сторону мой чемодан. — Пойдем-ка погуляем, Елена. Извинитесь за меня перед министром, Яна. Я хочу посвятить себя научной работе, коллегам и семье, мне не нужна карьера. И верните мне, пожалуйста, ключи от квартиры.

Яна уронила ключи на пол. Как знать, не нарочно ли?

— Как вам угодно, — прошептала она, — Думаю, что еще многие девушки будут сходить по вас с ума.

— Сходить с ума… — задумчиво повторил Разум уже на улице. — Что-то слишком часто стали повторяться эти слова. А каков их точный смысл? Я уверен, что Пресл не сумасшедший. Сколько ни объявляй его помешанным, все равно не заставишь молчать, — он будет ратовать за правду. И, пожалуй, он прав.

Я не узнавала Разума. Впервые за много лет он вышел со мной на прогулку. Не по делу, а просто так, пройтись! Словно бы у него вдруг оказалось много досуга, словно его не ждут министр и вся комиссия.

— У меня масса свободного времени, — улыбнулся он. — Ведь я теперь отрезанный ломоть, конченый человек. Как обрадуются вчерашние завистники, клеветники, конкуренты: доцент Разум вышел из игры! Вот увидишь, дня через два все они сбегутся к нам. Не для того, чтобы нам помочь, а из любопытства. Чтобы посмотреть, как мы переносим свой позор. Придут, как в театр. Ну и пусть! Я буду презирать их еще больше. Именно теперь я буду презирать их беспредельно, потому что, признаюсь тебе, еще вчера я их немного боялся.

Больше мы на эту тему не говорили. Казалось, Разум немного постарел за этот день: он несколько раз переспросил меня об одном и том же, несколько раз останавливался передохнуть. Давненько мы не праздновали день его рождения! А собственно, сколько ему лет? Может быть, мы снова начнем отмечать этот день, может быть, переедем на нашу старую квартиру?

— Надо бы съездить к Енде, — сказал он вдруг, словно догадываясь, какую радость доставят мне эти слова. — Я хочу взять его домой. Я не собираюсь всю свою жизнь разгадывать тайны природы, забуду и о загадочном поведении сына.

Мне захотелось его расцеловать, таким он вдруг показался иным, человечным. Мы пообедали в закусочной.

— Ты ничего не вспоминаешь? — спросила я, когда мы выходили оттуда.

— Конечно, вспоминаю. Когда-то тут кормили куда лучше. Тогда мы с тобой только что поженились.

Я боялась, что он заговорит о моем первом концерте и будет просить прощения за то, что помешал мне стать пианисткой. Но он знал, что на эту тему лучше не говорить. Да и что можно было сказать? Кто знает, кем бы я сейчас была, сделай я музыку своей профессией. Есть вещи, которых не исправишь, каким бы хорошим ты ни стал под конец жизни. И все же я была рада: я всегда представляла наше примирение именно так.

Мы чудесно погуляли, а когда вернулись к своему дому, увидели около него четыре лимузина. Едва мы появились на углу, как дверцы всех лимузинов распахнулись, к нам словно по команде, устремилось несколько человек во главе с министром. Министр был гораздо старше Разума, но обращался с ним необыкновенно учтиво.

— Вы нам очень нужны. Комиссия в полном составе ждет вас уже два часа. От вас зависит очень многое. Поспешим же!

Мне даже не верилось: неужели они так долго ждали Разума, неужели подъехали к нашему дому и сидели в машинах, пока мы бродили по городу? Вот уж не ожидала, что мой муж станет такой важной персоной, и когда же? — теперь, когда оказалось, что его открытие сделано другим человеком.

— Разве вы не слышали о Пресле? — спросил муж, обращаясь ко всем.

Ему ответили, что это совершенно неважно. Пресл и другие сотрудники доцента их сейчас не интересуют, для них важен сам Разум. И усадили его в машину, где уже находилась Яна.

— Ваш секретарь была так любезна… — сказал кто-то Разуму.

Я думала, что он заартачится.

— Намечен план чрезвычайной важности, тесно связанный с вашим открытием: с его помощью можно наладить промышленное производство продовольственных товаров. Примерно так же, как мы сейчас фабричным способом изготовляем желе. Мы сможем накормить весь мир полноценными белковыми веществами, которых сейчас так не хватает. Большая часть человечества все еще не ест досыта, многие люди страдают болезнями почек из-за недостатка протеина. Ваше открытие поможет решить все эти проблемы. Шницели и бифштексы будут производиться на заводах в любом количестве из самого простого сырья. Без крови, без боен, без убийства животных, на радость вегетарианцам. Вы — спаситель человечества!

Сперва творец, потом спаситель! Мне показалось, что я в храме, где люди провозглашают: «Хвала Разуму!» Теперь я поняла, почему министр и его свита так долго ждали нас на улице, почему мой муж вдруг стал так необходим для них. Оказывается, наука превыше всего, потому что она всесильна. «Да ведь это не его открытие!» — хотелось мне крикнуть. Но вместо этого я сказала:

— А не обойдется ли промышленное производство белков дороже, чем разведение скота? Много ли нужно животным: сено и крыша!