Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

Сразу после вынесения приговора осужденных вывели во двор старой казармы.

У забеленной известкой солдатской уборной Кондукатор негромко запел «Интернационал», Елена крикнула: «Долой предателей!» Раздался залп. Кадры расстрела показали по румынскому телевидению. «Антихрист убит!»

Ну, убит. Ну, ладно. При чем тут Особый отдел Национальной Академии?

Вообще, при чем тут изъятые секретными службами системные блоки компьютеров, подробные звездные каталоги, научные архивы? «Все сущее из илема, тата». Румын как червь извивался на мокром ночном мху. Зачем ему пазл? Он ненавидел мою тупость. А зачем тебе понимание мира, червь? Всеми силами своей смертельно униженной души он ненавидел и презирал меня. Извиваясь, незаметно (так ему казалось) пробовал на крепость капроновый фал. Известны ли ему другие такие пазлы? У генерала Василе Миля было подробное описание некоторых подобных диковинок, но личный сейф генерала разграбили. Революции рождают только преступников. Глаза румына тускло отсвечивали. С большими деньгами, шипел он без всякой связи со сказанным, ты начнешь новую жизнь…

– Кто, кроме генерала, видел пазл?

– Кондукатор.

– Но его расстреляли.

– Елена Чаушеску.

– Ее тоже расстреляли.

– Шеф секуритате.

– Ну, этого уж точно расстреляли.

Во ржи, что так была густа, гей-го, гей-го, Нонино,Легла прелестная чета, гей-го, гей-го, Нонино…

Н. Чаушеску: Я не признаю самозваного трибунала, я признаю только Великое национальное собрание.

Обвинитель: Мы вас судим согласно Конституции страны. (Голос за кадром: «Где?..»)

Н. Чаушеску: Я не буду отвечать ни на какие вопросы.

Обвинитель (в камеру): У обвиняемого и у его жены были шикарные туалеты, они устраивали приемы, они роскошествовали, а простой народ имел всего лишь право на двести граммов самой дешевой колбасы в день – и то, чтобы их получить, необходимо было предъявлять удостоверение личности. (Голос за кадром: «Где?..») Ты разорил народ, ты это отрицаешь. Ты погубил многих, ты это отрицаешь. Ты отнял свободу у страны, ты это отрицаешь. (В камеру): Господа представители народного правосудия, господин председатель, уважаемый трибунал, мы сегодня судим Николае и Елену Чаушеску, которые совершили действия, несовместимые с правами человека. (Голос за кадром: «Где?..») За преступления, которые они совершили, я требую для них немедленной смертной казни. Они виновны по всем пунктам. Никакого снисхождения! Обвиняемый Николае Чаушеску, встаньте! Я приказываю! (Чаушеску не встает). Ты слышал обвинение?

Н. Чаушеску: Я буду отвечать только перед Великим национальным собранием.

Обвинитель (в камеру): Все знают о трагическом положении в нашей стране. У нас не хватает медикаментов, продовольствия, электричества, даже воды. У нас всего не хватает. В домах нет отопления. (Голос за кадром: «Где?..») Кто дал приказ совершить геноцид в Тимишоаре? Обвиняемый, вы отказываетесь отвечать? Кто дал приказ солдатам стрелять в мирных жителей столицы?..

Румын напрягся.

От выступившей испарины лоб влажно блестел.

О чем спрашивали Кондукатора во время допроса? Румын оскалился. А, ты про этот вопрос? Про этот вопрос за камерой? Про это: «Где?..» Я боялся, что в ярости румын разорвет фал. «Подрумянить печень в коровьем масле…» Ты правда хочешь узнать, о чем спрашивали Кондуктора перед расстрелом?

Румын выгнулся всем телом. Пришлось пустить в ход багор.

Почему ты зовешь старика Мултом? Почему хочешь увести старика с собой?

Я готов был задавать все новые и новые вопросы, но влажное тело Нику Друяну уже сводили судороги. Зачем ты появился тут, в Доме колхозника? Румын шипел что-то неразборчивое. Помедлив, я захлестнул свободный конец фала за сосну.

– Сиди на привязи, сволочь, а то скатишься в воду.

Глава X. «И томной грустью жажды томиться сердце стало…»

Ржавые уключины взвизгнули.

Врач на освещенных мостках рассмеялся.

Он открыто рассмеялся, он ни от кого не прятался.

Крупные звезды стояли над Лёней Врачом. Дивные звездные пояса, дымные призрачные дорожки. Конечно, настоящие чудеса всегда происходят в Австралии, зато в наших краях красиво… Я теперь отчетливо видел подпертую лиственничной колодой дверь бани…

– Они там?

– Все до одного.

– И Ботаник с ними?

– Нет, его нет. Ушел к Степанычу.

– Этим ты, конечно, и воспользовался?

– Ну да. А ты? Надеюсь, утопил румына?

– Рано еще. Он же пазл искал. Надо же узнать зачем.

Звезды в небе… Драка… Водка… Отстреленный палец слабоумного… Татарин, забрасывающий в погреб чадящую бересту… Что за круговорот? Какое нам дело до Чаушеску, до какого-то пазла?..

И услышал негромкое:

– Руки за голову!

Карабин. Заправленная в штаны рубашка.

Ботаник строго выполнял порученное ему дело.

Подняв руки, я обреченно прислонился к смолистой сосне.

Ну как понять такое? Кто тут за кем охотится? Когда все это кончится? Кому нужна нелепая игрушка, валяющаяся под скамеечкой? Почему (если речь идет о пазле) Кондукатора раз пятьдесят спросили о нем? Этот голос за кадром: «Где?..» Наконец, зачем Нику Друяну, известный звездный астроном, сменил команду Фрэнка Дрейка на команду Рубика?

– Мордами в землю быстро!

В советское время сотрудников госбезопасности нередко прикомандировывали к партийным вождям братских стран. В их ближайшее окружение. Так сказать, обмен опытом. «Не в шахматишки гонять».

Последние слова я даже произнес вслух.

Ботаник сразу насторожился, занервничал, повел стволом «Барса».

Врач мгновенно этим воспользовался:

– Архип Борисыч, а как насчет шахматишек?

Врач явно искал живого контакта. Боялся, что Ботаник по неразумению выпустит из баньки Рубика. «Я сам люблю сгонять партию-другую, – вдохновенно врал Врач. – Я однажды с настоящим гроссмейстером играл. – И добавил, уже бог знает на что надеясь: – С румынским».

– Это с кем же?

– С Георгиу.

– С Флорианом? – опешил Ботаник.

– Ясный хрен, – горячо заговорил Врач. Он неудобно лежал на земле, чуть приподняв голову, разведя руки, как пловец, и бормотал: – Ну, ясный хрен, не с Ботвинником же! Какой из Ботвинника румын? Ты ствол на меня не наводи, не наводи на меня ствол. Я играл с Флорианом, когда он в самом соку был. Правда, очень уж любил ничьи. Хлебом не корми, дай ему сделать красивую ничью. Я тогда студентом был, – нагло врал Врач, – когда Георгиу приезжал в Москву на олимпиаду. Участвовал в сеансе одновременной игры. Георгиу меня оценил.