Ариадна Громова - Кто есть кто (фрагмент)

- Понятно, - отозвался Аркадий. - Если ты знал, что это сделано...

- Ну да! Мне оставалось только додуматься, как это было сделано. Вот я и додумался.

- То есть, - сказал Аркадий, - ты что же, сам рассчитал мое поле?

Тут я уж совсем разозлился.

- Спрячь свое поле в карман, а то упрут! - заорал я. - Нужно мне очень твое поле! У меня свое есть!

- Что значит свое? - надменно спросил Аркадий, - В каком смысле?

- В самом обыкновенном смысле, - сказал я уже спокойно. - Я свое поле рассчитал, а не твое. По своему собственному методу.

- Не сочиняй, Борька! - твердо заявил Аркадий,- Не надо!

Линькову наконец становится все ясно Борис торопливо сунул Линькову три смятых листка из записной книжки и схватил трубку.

Линьков осторожно разгладил листки. Крупный размашистый почерк, уверенная четкая подпись: "Аркадий". Линьков прочел записку, и его жаром обдало. "Не может быть!" - прошептал он. Снова прочел... Всмотрелся а чертеж. Нет, но это же невозможно... За его спиной Борис негромко говорил:

- Да, Игорь Владимирович, да... безусловно. Считаю это возможным... Нет, никаких побочных эффектов не наблюдал... Ну... это я лучше на месте объясню... Да, сейчас...

- Я пойду с вами, - сказал Линьков.

- Да, пожалуйста: - ответил Стружков.

В коридоре он спросил:

- Вы все поняли?

- Где там все! О расчетах я уж и не говорю.

- Я тоже не о расчетах говорю.

- Если говорить о сути эксперимента... с точки зрения хронофизики это, насколько я понимаю, здорово! А вот с моральной точки зрения...

- Да, это сложная проблема, - согласился Борис.

"С запиской-то ясно, и вообще с Левицким теперь вроде бы все прояснилось, - думал Линьков, вышагивая рядом с Борисом. - Но зато с вами, дорогой товарищ Стружков, мне что-то ничего не ясно, и чем дальше, тем хуже. С одной-то стороны, вроде все понятно: в лаборатории вы были, записку вы взяли, тут одно с другим согласуется. Но когда вы там были? Вот в чем загвоздка! Если три дня назад, то зачем же вы эту записку в кармане таскали и притворялись, что понятия не имеете, почему умер Левицкий, даже расследование помогали вести? Ведь из этой записки ясно, что в смерти Левицкого вы не повинны. Чего ж вы прятали записку? Да и от самого себя вы ее прятали, что ли? Ведь идея, которая там изложена, на вашу идею даже издали не похожа - это и я, недоучка, вижу! Это совсем другой метод, принципиально иное решение! Значит, вы действительно сами до этого додумались. Но вот вопрос: зачем вы так срочно додумывались? Если записка у вас была с готовеньким решением - бери и пользуйся! Выходит, не было у вас записки?.. Не было, а сейчас есть? Тогда получается, что вы действительно взяли ее в прошлом. Но это уже чистая мистика! Если вы взяли записку только вчера, то где же она до сих пор была, почему ее никто не видел? Следствия не могут опережать причину, это же элементарно. И нельзя безнаказанно красть записки из прошлого, хронофизика этого не позволяет. Следственные органы еще могут проморгать этот прискорбный факт, а хронофизика не может! Она вас по своим законам на новую мировую линию моментально передвинет. Так что возьмете вы записку у нас, а окажетесь вместе с ней на новенькой линии, которую сами же и создали этим своим неблаговидным поступком. А мы будем ломать головы: где же записка? А вы..."

Тут Линьков внезапно остановился и крепко зажмурился. Борис этого не заметил и умчался вперед. Линьков поглядел ему вслед и яростно потер лоб рукой.

"Обрадовался, возгордился, распустил павлиний хвост! - обличал он самого себя. - Гений-недоучка, грош тебе цена в базарный день. Ну как можно было не понять! Ведь он же все сказал, все, как на тарелочке преподнес! А ты ушами хлопаешь и при этом еще всячески изображаешь из себя Шерлока Холмса и Эйнштейна в одном лице! Спиноза областного масштаба!"

Борис оглянулся на Линькова, махнул ему рукой и скрылся за дверью шелестовского кабинета.

"Иди, иди, обрадуй Шелеста! - думал Линьков. - Расскажи ему, откуда шел и куда попал, пожалуйся на хулиганство хронокамеры и на подставки, вырастающие, как грибы. А я тут постою. Я человек простой. Я такую уйму хронофизики за один присест не переварю. Побуду вот с самим собой наедине..."

Но побыть с самим собой наедине Линькову не удалось: из кабинета Шелеста пулей вылетел красный и взъерошенный Эдик Коновалов. Он хмуро буркнул взамен приветствия:

- Видали, ловкач какой!

- Кто? - не понял Линьков.

- Стружков, кто же еще! - со злостью ответил Эдик. - Я, главное, материальчик подобрал такой, будь здоров! Я у вас, имейте в виду, серьезно учился, опыт перенимал...

- У меня? - переспросил Линьков, холодея. - Вряд ли... Я вас, в частности, не учил подбирать материал на Стружкова...

- А это я в порядке личной инициативы! - заявил Эдик. - Я поглядел вчера, как вы шли со Стружковым по коридору, и враз усек: перемена ситуации!

"Так мне и надо!" - покаянно подумал Линьков и спросил:

- Какая же судьба постигла этот ваш... материальчик?

- А мне даже высказаться не дали! - возмущенно сообщил Эдик. - Смеются, главное. Правда, одну промашку я все же допустил. Поторопился малость, признаю! Но так все складывалось, подходяще уж очень, я и сказал...

- Что же вы такое сказали? - тоскливо спросил Линьков.

- А я так обрисовал ситуацию, что вы Стружкова заподозрили, а он сбежал.

Значит, говорю, признает за собой вину!

"Нечем тебе крыть! - обличал себя Линьков. - Эдик ты номер два, вот ты кто в этом деле!"

- ...А они смеются! - продолжал Эдик. - Смешно им... Главное, говорят мне:

он во времени переход совершил, он герой! И он тут как тут, появляется...

Ну, я ушел... Они там все галдят, кричат, никакой серьезный разговор вести невозможно... Это что же, Стружков переход-то на самом деле совершил?

- На самом деле - И кстати, я должен...

Но Эдик не отставал. Он спросил, куда именно переходил Стружков, и, узнав, что на три дня назад, разочаровался.

- Всего и делов-то! Тр-руха! А они: герой, герой!

- Он мог погибнуть, даже если бы всего на пять минут передвигался, объяснил Линьков. - Первые космонавты тоже далеко от Земли не уходили, однако же...

- Космонавты! Это ж совсем другое дело! - оживился Эдик. - Они с разрешения правительства летают, официально. А наш герой сам полез, никого не спросил.

Разница!

- Не вижу принципиальной разницы, - нетерпеливо сказал Линьков. - И мне пора, извините...

- Нет, минуточку! - взмолился Эдик. - Я только две мысли выскажу: одну общественную и одну личную. Я вкратце!

- Ну, высказывайте вкратце! - Линьков тихонько вздохнул.

- Первая мысль такая: запретить это нужно! Или хотя бы строго засекретить! - торжественно заявил Эдик. - А то, знаете, что получится, если каждый-вся кий?..