Роман Подольный - Легкая рука

— Вы подозреваете, что статью писал не я?

— Вы! Только который? Поймите, мы обмениваемся разумами с существами из ваших теоретических параллельных миров. Только разумами, а не телами, и, увы, независимо от желания этих разумов. Вы — лишь один из десятков профессоров Овчинниковых. А может быть — один из миллионов.

— И все они в эту минуту беседуют с человеком по имени Константин, глядя не белые пароходы в синем море? Забавно!

— По крайней мере некоторые — беседуют! Да, вы не совсем одинаковы! Тот, что заменил вас в восемьдесят третьем в Москве, — талантливее вас, тот, кто в восемьдесят пятом в Ленинграде, — ленивее и беспутнее. Впрочем, вы-то ни с тем, ни с другим не встретитесь. А вот ваши родные…

Я представил себе, как Аня идет поздним вечером под руку с моим двойником, и поежился.

— Обоснование? Теория?

— Помилуйте, профессор! Кто из нас двоих разрабатывает теорию параллельных миров? Я-то ведь просто подбираю факты, которым не вижу иного объяснения. Слишком часто люди, на время или навсегда, изменяются так сильно, что иначе чем подменой этого не объяснишь. И еще… Кому же не случалось, оказавшись там, где никогда прежде не был, узнавать незнакомое и предугадывать заведомо не виденное! Ложная память — удобный термин, но уж слишком просто объясняет он такие случаи.

— А сам подмененный замечает, что с ним произошло?

— Иногда…

Константин достал из кармана курточки, лежавшей на втором нашем лежаке, бумажник, а оттуда — потрепанный блокнотный листок. И прочел с выражением:

“Тезка, мы с тобой иногда меняемся местами, и каждый оказывается в мире другого. Ты, вероятно, сам пришел уже к этой мысли, мы ведь очень похожи. А если меня осенило раньше, то припомни 24 августа прошлого года… Уже 25 августа мы оказались на своих обычных местах, как были на них августа 23. Но в промежутке ты кое-чем удивил мое окружение, а я, вероятно, твое. Вспомни, что тебе об этом говорили. На собственную память тут полагаться почти бесполезно. Ты это должен знать, раз я увлекаюсь психологией. Я сейчас заметил, что попал в твой мир только потому, что много думал над такой возможностью. В прошлом году мы поменялись местами на сутки. Не знаю, сколько времени в этот раз я пробуду на твоем месте. Догадываюсь о случаях продолжительностью более года. Но вот пишу — и боюсь, что внезапно вернусь и дописать не успею. Ищи крупных физиков, чтобы объяснили и вмешались. У нас теорией параллельных пространств занимается Овчинников. У вас, видимо, тоже. Насколько я понимаю, обмен разумами происходит спонтанно. Чем определяется его продолжительность — неясно. Но не исключено…”

— Дальше текст обрывается, — сказал Константин. — Эту запись я нашел четыре года назад у изголовья, ранним утром, очнувшись от чудовищно сумбурного сна. И — начал следить за работами и судьбами нескольких известных физиков В том числе и вашими.

— Вы всерьез считаете, что такой листочек может кого-то и в чем-то убедить?

— Конечно, нет Разве что с вами снова случится подобное, и теперь вы сумеете это заметить, поскольку я вас подготовил.

Он встал, поклонился подхватил рубашку, курточку и брюки и отправился переодеваться. Я стал собирать шахматы.

…Что же, если лучшая моя работа принадлежит “сменщику”, значит, мой двойник в другом мире из нас двоих талантливее. Да и двойник Кости, судя по письму, тоже изобретательнее его и активнее. В одном Константин прав были бы факты, теорию придумать можно. Пусть и неправильную. Так представим себе на минуту, что его догадки верны. Тогда проще всего предположить, что есть некое поле, назовем его ментальным, квантами которого являются наши разумы… Поле охватывает сразу целый комплекс параллельных миров. И кванты-разумы, сходные по параметрам, могут меняться местами. Забавно!

Человек, подготовленный к возможности перемещения, заметит несообразности, которые он в ином случае объяснил был неврозом да склерозом. А было бы любопытно посмотреть на себя в роли великого ученого. И Аня была бы довольна. Нет, это тамошняя Аня довольна мною тамошним… Может быть. Если там я женат именно на ней. Неизвестно ведь, в чем и как сильно наши миры отличаются друг от друга. И — почти наверняка во второй раз наша Вселенная обменялась мною не с тем именно миром, с каким в первый. Можно посчитать, пожалуй, что за свойствами должно обладать ментальное поле, чтобы обеспечивать такой обмен разумами. И что нужно сделать, если хочешь произвести обмен направленный. Именно этим разумом, именно с этим миром… Ага! Это, похоже, Константин и имел в виду. Не отправиться ли на поиски мира, где я — гений? И где Аня — чуть-чуть другая. В частности — хотя бы иногда довольная мною… Будь она поспокойней, нежней, не такая придирчивая… И еще… Перед моими глазами встало наше с нею знакомство в битком набитом автобусе. Тоненькая девушка, вошедшая после меня, каким-то образом успела добыть себе место — и взяла мой портфель к себе на колени…

Мы много раз с тех пор ездили вместе — на всех существующих видах транспорта, включая канатную дорогу. И фигура у нее успела отяжелеть… несколько, а в движениях появилась плавность, даже сановитость. Но по-прежнему в любой толкучке она оказывалась как раз там, где только что освободилось или вот-вот должно было освободиться место, и успевала занять это место прежде, чем спохватывались ближние к нему претенденты.

Даже при посадке на самолет — вот уж где, кажется, твое место в очереди к трапу не имело особого значения — я из хвоста этой очереди видел, как шляпка жены мелькает впереди, как ноги с сильными икрами перебирают ступени трапа. Все первые наши годы она в таких случаях оборачивалась и движением рук звала меня к себе, торопила, и я, если уж не прорывался (извиняясь на каждом шагу) сквозь толпу, то, во всяком случае, делал вид, что тороплюсь, потом и вид делать перестал, и она перестала оборачиваться на трапе.

А если бы ей предложили перебраться к двойнику-академику? Лучше бы обойтись без такого испытания. Хотя в предстоящее мне величие она верит твердо. Верит и подгоняет меня к нему. Все повторяет: “жизнь — в движении, остановка — гибель”. А мне так хотелось остановиться и передохнуть.

Но ведь моя Аня — если следовать той же логике — не отсюда. Столько в ней новых для меня черт и черточек. Или я здесь — откуда-то? И может быть, попал сюда совсем недавно, из мира, где у меня меньше было возможностей, способностей, всего, что красиво именуется творческим потенциалом, либо случаев для их реализации. То-то в последний год я вообще ничего толкового не сделал… А может быть, сотворенное в известную нам с Константином апрельскую ночь — единственная моя работа, которую никто другой в ближайшие годы не сделал бы. А если даже это сделано не мною…