Кристофер Сташеф - Напарник чародея

— Позвольте мне присоединиться к веселью, — сказала Гвен, и неожиданно рядом с графом появился его двойник, приблизился к Соле, но нос у того еще больше покраснел и разбух, а на злобном лице застыло глуповатое выражение. — Смотри внимательнее, милорд!

Настоящий граф развернулся на четвереньках и уставился на себя самого.

Себя самого, каким его видели окружающие. Тот же брел к красавице, вытянув раздутые лапы, и бормотал:

— Ну, моя красавица, неужели ты не хочешь повышения?

— Конечно, милорд, — ответила девушка-призрак и легко увернулась.

Призрак с трудом остановился, размахивая руками, а Сола со смехом смотрела на него. Ничего угрожающего в насильнике и прелюбодее не осталось. Он снова повернулся, глуповато улыбаясь, ощупью шаря вокруг руками. Это был просто уродливый, отвратительный, выживший из ума старик.

Но настоящий граф Фокскорт неожиданно рассмеялся:

— Кто этот старый дурак?

— Кто?! — с восторгом откликнулась Гвен. — Неужели ты ослеп? Так вот тебе зеркало!

Тут же перед Фокскортом появилось большое, во весь рост, зеркало. Он не мог не заглянуть в него, отвернулся, посмотрел на своего двойника, снова вгляделся в зеркало. Так он переводил взгляд с зеркала на двойника раза три, и вся его фигура начала обвисать.

Потом лицо графа исказилось от гнева.

— Нет, ты не смеешь смеяться надо мной. Все мои люди, нападайте! Или хотите быть изгнанными?

Смех стих, словно отрезанный, призраки в ужасе начали переглядываться. Все знали, что их ожидает в случае неповиновения.

— Вперед! — крикнул граф, и все начали с мрачными лицами приближаться к Гэллоугласам.

— Помните, они могут только испугать вас, — сказал Род детям. — Каждый берет на себя десяток и делает их нестрашными.

— Как этого? — спросил Джефри, и призрак сэра Боркаса поскользнулся и упал.

— Да, примерно так. Держитесь!

Сэр Дилиндаг извлек меч и обнаружил вместо него маргаритку. Пехотинец взмахнул алебардой, но она продолжала вертеться, таща его за собой по кругу и он завопил от страха.

— Хорошая мысль, — заметил Род, и еще одна алебарда завертелась, потом медленно поднялась, как ротор вертолета, и воин выпустил ее из рук, а потом упал, завывая от ужаса.

Фесс гневно заржал, встал на дыбы и обрушился на приближающихся рыцарей.

Это оказалось ошибкой: такое поведение противника было им понятно. Рыцари с криками набросились на Фесса, в несколько секунд окружили его и стали оттеснять в угол, размахивая мечами и боевыми топорами.

— Ну вы, бездельники, прочь от моей лошади! — закричал Род, видя такую угрозу старому другу, и начал пробиваться сквозь схватку.

Он добрался вовремя, чтобы увидеть, как Фесс застыл, колени его подогнулись, голова опустилась и повисла.

— Приступ, — застонал Род. — Слишком много противников, слишком быстро нужно было принимать решения.

— Кого подстрелил эльф? — послышался дрожащий голос.

— Лошадь, — ответил баритон. — Но кто стрелял?

— Никто из нас, — заметил фальцет, и Род отступил, не веря своим глазам: множество маленьких призраков карабкалось по стенам, возникало в воздухе, прозрачных и многоцветных, не более фута ростом.

— Мама, — ахнула Корделия, — это призраки эльфов!

— Но как это возможно? — удивилась Гвен. — У эльфов нет души.

— Это сделал он, госпожа! — дама-эльф указала на Магнуса. — Он воззвал к памяти тех из нас, кто жил здесь когда-то.

— Но кто мог убить тебя и всех остальных из Волшебного Народца? — завопил Грегори. — Эльфы бессмертны!

— Нет, если нас пронзит холодное железо, а жестокий граф и его люди охотились на нас и убивали кинжалами!

— Прекрасная была забава, — со свирепой улыбкой рявкнул Фокскорт. — И будет повторена еще раз, если вы не уберетесь отсюда!

— Уберемся, — усмехнулась эльфская дама, — но на этот раз забавляться будем мы! Для чего, ребята, используем графа?

— Для считалки! — отозвалось несколько голосов. — Можно пересчитать его кости.

И в темноте появился скелет, он глупо улыбался, сохраняя каким-то образом сходство с графом Фокскортом.

— Как вы смеете! — закричал граф, бледнея от гнева.

— Теперь ты не сможешь нас убить, подлый граф, — назидательно сказал старший эльф, злорадно улыбаясь, — потому что все мы уже мертвы. Чем ты защитишься от нас, Волшебного Народца?

Послышался смех, и в темноте возникло кольцо из смеющихся эльфских рожиц, в колпачках с колокольчиками. Эльфы кружили хоровод и пестрели разноцветной одеждой. Аудитория же состояла из шутов и клоунов.

Фокскорт не мог устоять на ногах: пол под ним качался. Один раз он буквально перевернулся через голову, а Сола все смеялась и смеялась, прижав руку ко рту, по щекам ее катились слезы.

А позади придворные лихорадочно отмахивались мечами, у которых вырастали крылья и цыплячьи головы. Головы тут же начинали негодующе пищать. Рыцарям все время приходилось поддерживать бронированные штаны, которые непрерывно спадали, а пехотинцы скользили на раздавленных фруктах, перезрелых персиках и сливах, которые бросали им под ноги шуты. Зал дрожал от смеха.

— Что болит, милорд? — спросил кто-то. — Поди приступ подагры обуял?

— Спокойной ночи, дурной рыцарь! — кричал другой. — Если не можешь держаться на ногах, ложись в постель!

— Но он и там не удержится! — ответил третий голос.

А четвертый крикнул:

— Почему ты упал, сэр Боркас? Подражаешь своему господину?

— Да он барахтается!

— Нет, барахтается рыба!

— Да, у него отросли плавники и хвост!

— Кто уронил графа? — послышался новый голос. Ему ответили:

— Граф упал сам!

— Нет, вот он встает!

— Да из него считалка не получится!

— Значит, можно не обращать на него внимание?

Побледнев от унижения и ярости, граф отступил к рядам своих приближенных.

— Нет, — сказала Гвен, — нельзя уходить, пока веселье еще не кончилось!

Толпа придворных отступила, а ухмыляющиеся, кричащие шуты надвинулись, со смехом снова окружили графа.

— Будьте вы все прокляты! — закричал он в отчаянии, но аудитория только рассмеялась, и кто-то воскликнул:

— Брат, он хочет наклониться?

— Нет, встать!

— Но если согнется, он никогда не разогнется снова!

— Да он не вставал с детства!

— Нет, с самого рождения!

— Что, разве он родился?

— Да, родился во славе! Посмотрите на его благородную осанку!

И, конечно, граф снова поскользнулся и шлепнулся на зад.

— Прочь! — крикнул граф. — Убирайтесь, чудовища!

— Он что, говорит о себе?

— Не показать ли ему подлинную сущность его души?

— Нет! — в панике заверещал граф. — Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда!