Кирилл Якимец - До поворота (Кровавый Крым)

— Извини. Я все думал, — стал объяснять Миле, — думал, как его родителям сообщить…

— О чем? — она даже не удивилась, просто не поняла, — О чем сообщить?

— Что их сын умер, — Слава стал смотреть перед собой на замершую под колесами дорогу.

— Ну и что? — она захлопнула дверцу, — Может дальше поедем, ты по пути расскажешь. А то скоро жара начнеться… Давай!

Слава снова повел машину.

— Вот ты вспомни, — все никак не мог угомониться Слава, — про того парня… Я один раз стрелял?

— Вообще или конкретно?

Слава сразу вспомнил ночного буку, оказавшегося Ежиком, и повеселел:

— Я там только Ежика ихнего убил!

— Конечно, — поддакнула Мила, — ты за дорогой следи. Автобус!!!

С туристическим красным автобусом с надписью «Севастополь» Слава, все же, разминулся. Немного успокоился и продолжил более связно, как в институте на экзамене:

— Ты понимаешь, они хорошие люди. Ждут дурака-сына, страдают. Если им не сообщить, они же всю свою оставшуюся жизнь ждать будут и надеятся.

— А может, оно и лучше, — вставила Мила, — мать будет верить…

— Нет, — Слава принял окончательное решение, — если сразу сообщить, родители успеют приехать и забрать труп. Иначе похоронят в общей могиле и ищи-свищи!

Мила тихо хрюкнула:

— Кукиш с маслом там похоронят! Бесхозный свежий труп! Это же бешенные деньги.

Слава снова отвлекся от дороги:

— Какие деньги?

— Почки, печень… — принялась перечислять девочка. — Скелет в школу отошлют.

— Он же наркоман!

— Молодой, мясо свежее! Да на его ногах какой-нибудь банкир в Австралии через неделю танцевать будет! Наивный ты… Родителям и опознавать ничего не дадут. Это раньше. Сейчас все по-другому.

— Откуда ты знаешь? — Славе не верилось.

— Я к папашке в сейф лазила. У него там кипа всего по этому делу. Буклетики, проспектики… Все легально, по-английски. Наша клинника — лучшая в мире, поможет вам! Сволочи! — Мила грязно выругалась куда-то в окно.

— Но я все равно сообщу, — Слава стал внимательнее.

К Бахчисараю подъехали в молчании — Мила заснула. Пыльный поселок с татарскими домиками-мазанками трудно было называть городом. Слава пристроился за туристическим автобусом, свернувшим на неестественно узкую улицу. «Застрянет или нет?» — думал Слава, глядя, как тяжелый «икарус» пробирается между домами. Сверху из окон выглядывали испуганные туристы. Они напоминали аргонавтов между сходящимися скалами из страшного детского мультфильма. Как назывались эти мифические скалы? Слава не помнил. Если автобус застрянет, ему не развернуться, придется ехать задом. Но автобус прошел, прополз на широкое место и остановился перед магазином и закусочной «Хачапури». С другой стороны находилось приземистое здание, куда заспешили экскурсанты.

— Оглядеться надо, — подумав, предложил Слава. — Где здесь этот волшебный дурдом?

— Может, это? — спросила Мила, глядя на здание с экскурсией.

— Вряд ли, — Слава вынул ключи зажигания и проверил, как заперты сзади двери.

— Пойдем, посмотрим? — предложила девочка.

Увидев надпись «Музей», Слава весь просто сжался. Опять достопримечательность! Может быть, хватит?

— Мила, давай не пойдем? — попросил он девочку. — Если опять эти приплывут…

— Ты что, дурак? Собираешься ходить по городу и спрашивать у каждого встречного: где у вас тут дурдом, там еще опыты над людьми проводят?

Слава задумался:

— Может, кто скажет?

— Ладно, пойдем сначала с экскурсией, там разберемся! — она протянула бумажки сидящей в будке женщине, их пропустили во дворик.

Во дворике толпились несколько групп ожидающих своей очереди туристов. Мила с трудом договорилась с одной из возглавлявших такую группу девушкой. Девушка долго отнекивалась, кивая головой в сторону, но, увидев Славу, согласилась. Внутри оказалось прохладно и хорошо. Бывшая резиденция грозного хана Гирея, впрочем, не впечатлила ни Славу, ни Милу. Дача как дача. Жить можно! Узкие лестницы, большие комнаты… Восковой фигуры хана не оказалось, комнаты гарема ремонтировались, на стене висели два портрета Екатерины Второй, и еще Слава заметил закутанный в черное покрывало манекен, держащий в руках настоящую прялку. Возле манекена экскурсавод жалостливо рассказала, как старых женщин выгоняли из гарема, потому что те больше ценности не представляли. «Вот идиоты, — подумал Слава, — если выгонять, так сразу! А чего старуха, кому она мешает? У бабки на даче тишь да гладь, везде порядок, огурцы свежие, помидоры…» Он даже расстроился.

На замке экскурсия не закончилась. Все поперлись смотреть монастырь. Автобус проехал немного вперед, к подножию горы. Две машины, зеленый «москвич» и бежевая «волга», проползли дальше по дороге. Но Слава решил не рисковать и припарковался рядом с крайним икарусом, стараясь, чтобы его «бээмвуха» не сразу бросалась в глаза.

Пришлось плестись за экскурсией дальше. Слава совсем осоловел от жары и бессмысленности. Хотелось куда-нибудь укрыться. Отнеси меня к реке, положи меня в воду… На море было легче.

— Глянь, — дернула его за руку Мила, — там. Это, кажется, оно.

Внизу, среди деревьев в ущелье, образованном двумя крутыми склонами, прилепился домик, напоминавший станцию от детской железной дороги. Домик был обнесен зеленым высоким забором с колючей проволокой. На крыше, под тентом, стоял человечек в белом халате и смотрел вниз, во двор, где бродили странные тени. Тени выли и хохотали. От этих звуков у Славы в голове заскребли кошки, заскребли прямо по мозгам.

— Очень похоже, — не мог он не согласиться, — прямо как из кино или анекдота.

Но Мила заплакала. Огромные капли падали на горячий асфальт и сразу высыхали. Слава осторожно прижал ее к себе чтобы успокоить, но не очень крепко.

— Что, тоже посмотреть хотите? — рядом стоял волосатый парень и любовался на зеленый домик в подзорную трубу.

— А что там? — для верности решил уточнить Слава.

— Психи, — пожал плечами парень, — здесь рядом был цековский крезушник. Высший партаппарат от белой горячки лечился и деменции.

— А ты откуда знаешь? — Мила вытерла слезы.

— А у меня папаша там на вечной прописке — буйный, — пояснил парень, — сам меня в дурку закатал, сука, на год. — парень откинул голову назад и залился сухим смехом, — а теперь вот я на него полюбоваться приезжаю.

— Давно? — Мила изобразила искренее участие.

— Седьмой год. — парень протянул ей трубу. — Тот, что на четвереньках. Говно лижет. Опять он кому-то проспорил. Эх, папаня!

Мила долго смотрела, наконец, вздохнув, вернула трубу. Под глазом остался отпечаток — вдаленная по кругу кожа не хотела расправляться.