Ярослав Вейс - День на Каллисто (антология)

Люди наталкиваются друг на друга, вяло дают друг другу сдачи и недовольно сторонятся, когда едут подводы и кавалеристы графа Турна, который подтянул из Праги на подмогу им свой полк и еще до рассвета начал размещать на бастионе пушки.

— Теперь недолго, и они схлестнутся, — сказало Четверть сотни. — Расстояние между обеими стаями двуногих основательно сократилось.

Четырежды десять промолчало. Четверть сотни во все времена своих многочисленных существований занималось практически только одним: планетарным исследованием развития этой в общем-то малозначащей Солнечной системы — и было специалистом в своей области. Но лишь теперь впервые получило возможность осуществить вмешательство с соизволенья Высшей Координации.

«Лучше поздно, чем никогда, — подумало Четырежды десять, с брезгливым чувством ощущая едва заметную вибрацию краев силового поля Четверти сотни. — Маститый специалист, а не способен держать в равновесии силовое поле! Пора, пора преобразовываться в новую сущность!»

Четверть сотни и Четырежды десять возносились над Белой горой в виде почти неразличимых облачков пространственно-ограниченной энергии, заметить которые позволили бы человеческому глазу разве что поляризационные очки, но существование чего-либо подобного на третьей планете Четверть сотни решительно и категорически отрицало. Возможно, внимательный наблюдатель по временам и заметил бы над головой радужные взвихрения, некую пульсацию едва различимых красок, стекловидную воздушную воронку, то исчезающую, то снова на мгновенье возникающую под низким сводом быстролетных туч, теперь уже чуть озаренных первыми минутами рассвета. Но никому из этих измочаленных людей ни разу не пришло на ум закинуть голову, под самый подбородок схваченную тесным кожаным воротником, если не обручем кирасы. А хоть бы так, кого бы это взволновало? Мир тех времен был полон диковинных грозных небесных знамений, и европейский люд уже повсюду принимал рассказы о кровавых ливнях, о битвах в облаках, об апокалиптических чудовищах, катящихся по небу и швыряющих на землю камни, с полным доверием и даже без особого удивления.

К сведению читателя:

Учитывая своеобразный, хотя и преходящий облик Четверти сотни и Четырежды десяти, вы, разумеется, вправе принимать лишь с оговоркой и как образные обороты слова «сказало», «промолчало», «указало» и т. п. На языках Земли нет в этом случае соответствующих определений. Используемый здесь средний род призван по возможности отразить то обстоятельство, что существа системы Альфа Дракона, откуда происходят Четверть сотни и Четырежды десять, — бесполые или, вернее, при необходимости некоторым образом двуполые.

— Обстановка сейчас обострится, — продолжало размышлять вслух Четверть сотни, все еще безуспешно пытаясь удержать периферические части силового поля в равновесии.

Войско баварцев, передовой отряд армии Биквоя, двинулось из Гостивиц. Концы их пик и алебард мерцали отблесками дальнего пожара, охватившего к тому времени деревню Рузань, где беспечную конницу венгров, ставшую на отдых, застиг врасплох неприятель. Баварцы, казалось, отправлены были на верную смерть: для решающего столкновения были слишком слабы, слишком оторваны от основных сил армии. Курфюрст Ангальтский, созвав офицеров, хотел было уже атаковать вражеский авангард — баварскую пехоту, — но передумал, вняв совету искушенного в ратном деле графа Гогенлоэ. Слишком важна была оборонительная позиция на Белой горе, чтобы столь легкомысленно пренебрегать ею. Недаром же граф Турн сказал, что, если бы сословные войска послало само небо, лучшего места для построения трудно было бы отыскать.

Из рядов выбежали несколько мушкетеров. Поставили свое громоздкое оружие на подставки и поднесли фитили. Ухнули первые выстрелы. Пять-шесть баварцев зашатались, сползли на мерзлую грязь. Занималось утро. Четырежды десять уловило звуковые волны и языки огня, хлещущего из мушкетных дул.

— Что делают эти двуногие соединения углерода? — спросило оно у Четверти сотни.

— Воюют. Сжигают смесь веществ, которая превращается в газы и толкает в заданном направлении маленький предмет. Когда предмет приходит в соприкосновение с двуногим, может наступить дезинтеграция информационной сети и дискоординация.

— Довольно странная забава, — решило Четырежды десять. — И часто они этим занимаются без риска повредить ультраструктуру?

— У них вообще нет ультраструктуры, — ответило Четверть сотни. — Тут вам не система Альфа Дракона. Дезинтеграция в данном случае необратима. Индивид как таковой перестает существовать.

Силовое поле, временно воплощающее Четверть сотни, решило, что сенильность Четырежды десяти дошла до уровня, когда высказывания явно нелогичны и противоречат здравому смыслу, но оставило это соображение при себе.

— Вмешаемся уже теперь? — спросило Четырежды десять. — И как? У вас на этот счет уже имеются наметки?

— Пока нет. Надо выждать. Высшая Координация, переработав опыт прошлого, предвидит благоприятный исход для двуногих, охраняющих свое гнездо, но, как известно, ошибаться может и она. Однако, если ее предвидение оправдается, наше вмешательство будет не в пользу тех, которые обороняют город.

— Почему?

— Понятия не имею. Известно ведь, что Высшая Координация планирует эволюцию Галактики на целых тысячу больших оборотов вперед. Наверное, и с третьей планетой связаны какие-то расчеты. Какие — право же, не знаю. Не исключается желание предотвратить какуюто пока еще совершенно не осуществимую безделицу сугубо частного значения.

Несколько конных императорских полков под водительством офицеров с белыми перевязями атаковали, невзирая на пушечную пальбу, левое крыло чехов, где командовал старый граф Турн. Два дымных облачка с гулом устремились друг другу навстречу, верховые в передних рядах выстрелили из пистолетов и обнажили палаши. Какое-то время невозможно было разобрать, что происходит (Четырежды десять вообще ничего не понимало — даже того, зачем двуногим соединениям углерода понадобилось, сидя на четвероногих, размахивать металлическими сильно вытянутыми равнобедренными треугольниками), однако вскоре стало очевидно, что всадники Турна отступают — дергая за узду коней, поворачивают их назад и бегут с поля боя, где, что ни шаг, вздыбилась покалеченная лошадь с пробитым брюхом или распростерся всадник в кирасе, прогнутой под ударами конских копыт. В левом крыле сословного войска началось движение. Принц Ангальтский, скорее легкомысленный, чем отважный, во главе конного полка попытался спасти положение. С громкими криками под оглушающую пальбу из пистолетов врезался в гущу солдат Биквоя, неся смятение и гибель. Много императорских наемников было в эти несколько минут окончательно и необратимо дезинтегрировано. Полк принца Ангальтского напоминал дракона, изрыгающего пламя, однако был все-таки окружен значительно превосходящими силами противника, разъединен на две части и разбит. Сам принц, дважды получив тяжелые ранения, еле спасся от плена бегством.