Александр Рубер - Звезда, которая никогда не заходит

Перед обедом четверо друзей из клуба любителей космоса собрались в «Амазонском кафе». Меньше чем через минуту Алиса ответила на вызов по своему портативному терминалу, переключила связь на экраны, встроенные в столик, и Призрак материализовался в виде изображения головы довольно-таки добродушного зверя, напоминающего мультипликационного медведя.

– Это аватар Призрака, – прокомментировала Алиса, – не дайте картинке на экране ввести себя в заблуждение, он три метра в высоту и весит почти тонну.

– Но я очень пушистый и добрый, если вблизи нет врагов, – ответил Призрак, – больше того, в обозримом будущем достойных противников на Земле не останется и я перепрофилируюсь. Буду плавучей базой морских исследователей и строителей – хорошо защищенной, конечно, на случай особых обстоятельств.

– Участие в операции «Му» планируется? – спросила Алиса.

– Обязательно, – подтвердил Призрак, – именно в ней я и попробую себя в новой роли. Тем более, я уже частично демилитаризован.

– Отлично, – сказала Алиса, – у меня есть кое-какие мысли по поводу будущей практики ... но пока это только общие соображения.

Отмечавшийся праздник прежде всего знаменовал собой победу экономической системы Core, основанной на общественной собственности и научном планировании, над своим антиподом, поэтому разговор быстро перешел к историческим событиям, предшествовавшим Битве Битв, – и к существовавшим тогда экономическим воззрениям.

– Как я понимаю, годы перед Битвой Битв были временем всеобщего социального регресса? – спрашивал или, скорее, рассуждал Роберт.

– После Падения регресс был совершенно очевиден, поскольку он был общепланетарным, но он начался раньше, – ответила Алиса.

– Значительно раньше, – подтвердил Призрак, – после победы Великой Октябрьской социалистической революции, создания СССР и успехов первой пятилетки любое движение, не направленное к социализму, было регрессом. Тогда буржуазия прибегла к открытому террору, создав режимы, ставшие известными под общим названием – фашизм.

– Последнее средство? – спросил Роберт.

– Не совсем. Как известно, фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала.32

– Но во второй половине XX века финансовый капитал стал полностью транснациональным, – подхватила Алиса.

– Именно, – сказал Призрак, – и шовинизм зачастую уже не требовался. Если идеи о превосходстве одних наций над другими и звучали, то обычно в качестве идеала подразумевались самые «свободные» и «демократические» страны – то есть или лидер империализма – Соединенные Штаты Америки, или страны, наиболее последовательно проводившие политику террора против трудящихся – вне зависимости от национальной принадлежности говорящего. Пропаганда в средствах массовой информации день и ночь проповедовала превосходство капитализма. Так появилась новая инкарнация старой системы – либерал-фашизм – открытая террористическая диктатура транснационального финансового капитала, опирающаяся, кроме всего прочего, на всепроникающую пропаганду, в том числе и декларирующую классовый мир.

– Пропаганда эта, конечно, была невероятно лживой и нелепой – добавила Алиса.

– Конечно, ведь, опять-таки, следуя заветам своего учителя, добивались не правды, а эффекта. В разных странах приверженцев либерал-фашизма называли – или они сами называли себя – по-разному. Распространенный термин – неолиберализм, хотя в России после Падения либерал-фашисты зачастую были известны как просто «демократы» или «либералы».

– Когда он возник? – спросил Роберт.

– Хороший вопрос. Часто вспоминают военный переворот в Чили в 1973 году и последующие «реформы», но на деле никакой границы не существует. Все ультрареакционные системы – от фашизма 20-х годов XX века до неолиберализма – плавно переходят друг в друга и представляют собой континуум. Они возникли сразу же после революции в России как попытка любой ценой подавить ее и предотвратить революции в других странах. От белогвардейцев и интервенции к германскому нацизму, а от него к неолиберализму идет неразрывная цепочка, иногда даже представленная одними и теми же людьми – между ними всеми существует глубочайшее родство. А либерал-фашизм просто принял эстафету у «классического» фашизма сразу после поражения его крупнейшего представителя в 1945 году.

– Помнится, во второй половине XX века получили распространение еще и такие безумные теории, как анархо-капитализм или либертарианство, которое, кажется, даже делилось на несколько течений, хотя различиями между ними я не интересовалась, – заметила Алиса, – не вижу смысла разбираться в разновидностях этой мерзости.

– И правильно, – одобрил Призрак, – поскольку все они отстаивали полную неприкосновенность частной собственности, отличия в других взглядах чаще всего не представляют даже академического интереса.

Впрочем, был один очень показательный принцип, предложенный одним из их мыслителей – «постулат о ненападении», гласящий, что нельзя совершать насилие или угрожать совершить его в отношении другого человека или его собственности. Иногда считалось, что из этого постулата можно вывести всю идеологию либертарианства, – рассказывал Призрак.

– Начало напоминает Первый принцип, – заметил Роберт.

– Совершенно верно – идей, прямо противоположных Первому принципу Кодекса, вообще почти никто не высказывал. Но вот конец первого предложения... Я думаю, вы догадываетесь, что грозит тому, кто попытается пропагандировать или, хуже того, воплотить в жизнь этот принцип в Core?

– Приговор Верховного Трибунала и высшая мера социальной защиты, смертная казнь за тягчайшее преступление против цивилизации – нарушение Нулевого принципа Кодекса, – не задумываясь, ответила Алиса.

– Да, – подтвердил Призрак, – и ты, Алиса, конечно же знаешь, почему – а что думаешь ты, Роберт?

– Из-за упоминания собственности, – высказал свою догадку Роберт, – учитывая то, что покушение на собственность в этом принципе приравнивается к покушению на личность, основное предназначение этого принципа – защищать тех, у кого есть собственность, от тех, у кого ее нет.

– ...чтобы поработить неимущих или вынудить их первыми нарушить этот принцип, – завершил Александр.

– Причем это не основное назначение принципа ненападения, а единственное, – заметила Алиса.

– Совершенно верно, – подтвердил Призрак, – все остальные философские построения – всего лишь информационный шум, создаваемый для отвода глаз.