Владимир Клименко - Ловцы ветра

Сеймур, который даже при желании не смог бы отойти в сторону, чтобы не слушать своего проводника, безразлично пожал плечами.

– У нас тут очень много кладов, – продолжал между тем Ренато. – Когда-то тут жили индейцы, и у них были золотые рудники. Два года назад их приезжали искать американцы. Но они ходили по горам с приборами, а чтобы найти клад, надо лишь увидеть птичку санти. Она очень похожа на сорокопута, только грудка у нее ярко-красная, а клюв желтый. Говорят, она умеет выковыривать из кварца самородки. Птичку нельзя ни пугать, ни ловить, а надо тихонько идти за ней следом, и тогда она приведет к затерянным рудникам.

– А ты сам видел эту птичку? – спросил Сеймур для того, чтобы хоть что-нибудь спросить.

– Никогда не видел, – серьезно ответил Ренато.

– Откуда же ты знаешь, что она есть на самом деле?

– Она есть, – невозмутимо продолжал Ренато. – Как есть и клады, и рудники. Где-то здесь в окрестностях зарыт клад «Большая рыба». Клад «Малая рыба» нашел один гринго триста лет назад и, говорят, заработал на этом двести миллионов долларов. А триста лет назад двести миллионов были очень, – Ренато вздохнул, словно давая возможность Сеймуру прочувствовать, насколько это крупная сумма, – очень большими деньгами. «Большая рыба» оценивается куда выше, и в этом кладе находится изумрудный бог племени чиму, высеченный из цельного кристалла в восемнадцать дюймов.

Тропа уходила вниз зигзагами, и после очередного поворота Сеймур увидел узкую ленту реки, наполовину скрытую движущимися облаками. Облака начали таять под утренним солнцем, и дно ущелья с каждой минутой различалось все отчетливее.

Идти было трудно из-за постоянно осыпающихся из-под ног мелких камней, Сеймур слышал, как сзади чертыхается Денис, потом Анита начала жаловаться, что у нее кружится голова.

– Почему бы женщинам по очереди не ехать на муле? – спросил Сеймур проводника. – Ты же сам говорил, что он кроме поклажи может везти кого угодно.

– Посадить-то можно, – словно забыв о своих недавних словах, отозвался Ренато. – Но очень опасно. Чаше всего с этой тропы падают не люди, а мулы.

– То есть как?

– Видишь, как идет мул? Он идет по внешнему краю тропы, потому что идти близко к стенке ему мешает поклажа. Они все так ходят, которые выросли в горах. Поэтому часто срываются в пропасть. Уж лучше потерять груз, чем человека.

Ренато продолжал разглагольствовать о паршивом характере мулов, и послушать его, они только и делают, что падают с обрывов. Индеец рассказывал одну историю за другой и так надоел Сеймуру, что он пожалел, что затеял этот разговор.

С каждого нового поворота открывались все новые виды. Чем ниже спускалась группа, тем обильнее становилась растительность. По склонам вместо дернины трав начали попадаться поля вики и мхов, похожих на кактусы. Потом появились чахлые деревья, низкорослые и скрюченные, словно свитые холодным ветром в крепкие жгуты. Потом путешественники оказались среди органных кактусов, высовывавших свои унылые, серые, прямые, как свечи, стволы из малейших расщелин в скалах.

Напившись из горного ручья, питаемого талой водой, и наполнив флягу, предусмотрительно прихваченную Ренато, спустились к эвкалиптам и альгарробо.

Как ни была тяжела дорога, Сеймур, несколько подавленный величественным видом гор, не переставал восхищаться невиданным для него доселе зрелищем, и даже нытье Аниты и сбитые до мозолей пятки не могли испортить его настроения. К тому же охватившее его в последние часы предчувствие, что они действительно находятся на правильном пути, привело Гаррета в отличное расположение духа.

– Чаше смотри под ноги, а не по сторонам, – услышал он сзади голос Дениса. – Так и свалиться недолго.

– Цицерон говорил, что considerate naturae[12] есть pabulum animi[13].

– Эй! – вмешалась в их разговор Шаки. – Созерцатели. А ведь к нам движется гроза. Ренато, что будем делать, если пойдет дождь? Нас смоет с этой стены, как тараканов.

– Нет, это не гроза, – довольно беспечно ответил Ренато. – Маленькая тучка, и дождь будет коротким.

Сеймур взглянул на противоположный склон ущелья, вставший теперь перед ними почти отвесной стеной. На той стороне действительно шел дождь. Солнце, скрывающееся за острый снежный пик, озарило склон ярким пламенем, отсвечивая в мокрых скалах. Вкрапленные в гранитную породу кристаллы дымчатого кварца, омытые струями, казались драгоценными камнями. Со скалы на скалу низвергались потоки, а над гребнем хребта повисла радуга, словно указывая, куда следует держать путь.

– Это – знамение! – торжественно произнес Ренато. – Вам должно повезти!

34. Анита

Контамана оказалась прелестным зеленым городком, в котором все же отчетливо чувствовалось, что граница заповедника совсем рядом. Пропускной контроль, усиленные наряды экологической полиции, смешные, на первый взгляд, ограничения использования всевозможной техники. Особенно Аниту умилило упоминание на большом стенде о запрете пользоваться бензиновыми газонокосилками – только электрическими. Почти абсурд в этом буйном царстве зелени.

Вчерашний спуск с гор закончился ужином в небольшом селении всего в нескольких километрах от Контаманы. Ренато сказал, что дальше не пойдет, свою миссию он посчитал выполненной и предложил немного отдохнуть у его родственников, живущих на равнине. В деревне их всех угостили маисовым пивом – чичей.

Густое и освежающее питье подействовало как допинг, а после того, как на большом блюде прямо на улицу под навес вынесли большое блюдо чалоны – баранины, зажаренной сразу после убоя животного и высушенной на горячем солнце, все повеселели. К чалоне подали и мелкий твердый картофель – чунью.

Всё здесь, казалось, сохранило многовековой уклад, на который мало чем повлияли спутниковая связь и ставшие вездесущими солнечные аккумуляторы на крышах домов. Большинство жителей деревни работали сейчас на рисовых чеках, которые заполонили прилегающие к бассейну Амазонки берега рек. Впрочем, сами аборигены предпочитали рису традиционную для этих мест пишу, по крайней мере в местном меню рис отсутствовал.

В деревне и заночевали, хотя собирались в тот же вечер достичь Контаманы. Анита за этот день устала смертельно. Болели ноги и спина. Она созналась Сеймуру, что неспособна сейчас пройти пешком даже до соседнего дома, который выделили гостям для ночлега. Не лучше себя чувствовали и остальные.

В доме оказалось достаточно комнат, чтобы не тесниться, как прошлой ночью, и это Аниту порадовало. Сеймур уснул почти сразу, а она еще долго лежала в полузабытьи, то ли спя, то ли грезя наяву. Оптимизма Гаррета и Дениса она не разделяла. Женское чутье не позволяло ей, как мужчинам, едва пережив очередную опасность, обретать новую уверенность и утверждать, что дальше-то все будет точно хорошо. Пугала предстоящая дорога.