Станислав Лем - Астронавты

Поставив последнюю каменную пирамидку там, где под щебнем проходила одиннадцатая труба, мы вернулись на ракету. Солтык и Райнер поплыли к берегу. Погода устанавливалась: по небу, сиявшему чистой зеленью, плыли прозрачные белые облака; солнце появлялось каждые несколько минут, и в его блеске окрестность как бы разрасталась — в позолоченных скалах показались синие полосы оврагов и ущелий; свет был такой яркий, что невооружённым глазом виден был каждый камень на другом берегу озера. В большую подзорную трубу на треноге мы видели с палубы — ракеты, как Солтык и Райнер входят в залив и поднимаются на возвышенность. У каменного ребра Лао Цзу задержал их, а нам сообщил, что гравиметр указывает на колебания силы поля. В ту же минуту воздух над берегом начал перевиваться, как гнутое стекло; в нём повисали разноцветные плоские радуги, медленно опускавшиеся на поверхность воды, а контуры дальних скал трепетали, как коптящее пламя, и их окружала светлая каёмка. Через некоторое время всё успокоилось, и наши товарищи смогли приступить к работе. То один, то другой спускался к пристани и, нагружённый тяжёлым прибором, карабкался вверх, исчезая в лабиринте выветрившихся обломков. Через четыре часа место на наблюдательном пункте занял Райнер, а вглубь местности пошли Лао Цзу и Тарланд. Солтык, приплыв в моторке, сообщил, что вблизи Белого Шара радиосвязи мешает сильный гул токов. Все работавшие на берегу были вооружены сигнальными ракетницами для связи с наблюдательным пунктом, если радио откажет.

В шесть часов вечера все аппараты были расставлены, опоясывая Белый Шар почти полуторакилометровым кругом. Каждые два часа их нужно было обходить, вынимать плёнки с записью токов и закладывать новые. В восемь часов мы привезли первую партию и тотчас же отправили их в кабину «Маракса». Через два часа на берег поехали Райнер и Солтык; они выполнили своё задание без всяких помех и привезли следующую партию плёнок. Если Арсеньев не сидел с Чандрасекаром у «Маракса», он выходил на палубу, чтобы проверить показания главного гравиметра. Кончался десятый час земного вечера; солнце просвечивало сквозь лёгкие перистые облака, а вода в озере стояла так неподвижно, что внутри ракеты не ощущалось ни малейшего колыхания. Когда очередь снова дошла до нас с Осватичем, высоко среди каменных шпилей, повыше невидимого с озера Белого Шара, в воздухе образовалось размытое мутное облачко, словно перед началом смерча. Лао Цзу, находившийся на наблюдательном пункте, задержал нас у берега, выпустив три красные ракеты и одну дымовую. Похоже было, что Белый Шар начинает пробуждаться: от озера долетали всё более сильные порывы ветра, а температура береговых скал за несколько минут поднялась градусов на двадцать. В то же время гул токов мешал радиосвязи на расстоянии свыше нескольких метров. Напряжение поля поднялось несколькими небольшими скачками, но потом установилось. Физик сигнализировал нам, что можно идти. Мы взобрались на скалистое ребро. У самой его грани стоял первый аппарат, укрытый маленьким парусиновым шатром; сменив плёнку, что заняло несколько минут, мы двинулись дальше. С вершины возвышенности открывалось большое пространство. Воздух был очень прозрачный, только самые дальние вершины были окутаны лёгкой дымкой. Вдруг я остановился: на лежавшей у наших ног изрезанной складчатой каменной равнине ничего не было, — торчали только каменные шпили, виднелись груды песка и выветренные глыбы.

— Осватич, смотрите! — крикнул я. — Белый Шар исчез!

Он посмотрел прямо вперёд.

— Что за чёрт!

— Погодите, погодите, — говорил я. — Мне помнится, что вон та большая глыба под тремя шпилями была справа от Шара, а те конусы — слева... а теперь глыба совсем рядом с конусами... там даже нет свободного места... Где же стоял раньше Белый Шар? Если бы даже он упал, то осталась бы яма, пустое место!

Мы беспомощно переглянулись.

— Что делать? — спросил я.

Мы повернулись к дальнему склону, где на сером фоне зеленела палатка гравиметра, казавшегося отсюда не более спичечной головки. Я попытался вызвать физика по радио, но услышал только частые, как пулемётная пальба, потрескивания. Тогда я выпустил одну белую ракету и две дымовые, что по условленному коду означало: «Можно ли идти дальше?» Прошла добрая минута, пока вдали поднялась зелёная звёздочка, повисла в воздухе и медленно опустилась, сдуваемая ветром на озеро.

— Всё в порядке, — сказал Осватич. Мы одновременно повернули голову, и оба удивлённо вскрикнули: Белый Шар стоял среди скал огромным светлым куполом, окружённый широкой полосой.

— Это, наверное, был мираж, — вымолвил я наконец, не совсем веря в сказанное, и стал спускаться. Все осциллографы были соединены между собою тонким кабелем, синхронизировавшим их показания, и мы пошли вдоль белого провода, то поднимаясь на груды камней, то спускаясь с них. У каждого аппарата мы задерживались: я вынимал барабан с заснятой плёнкой, а Осватич закладывал новый из запаса, который был у него в рюкзаке. Меньше чем за час мы обошли девять аппаратов. Путь к десятому вёл по верху каменной возвышенности. Слева поднималась над кремнистыми шпилями вершина Белого Шара, справа склон был вдавлен, как корыто: это углубление было наполнено грудами камня и походило на заброшенную каменоломню. Я случайно взглянул туда — и остолбенел. Внизу, метрах в ста от меня, на большом камне сидел кто-то — тёмная, коренастая, совершенно неподвижная фигура. Осватич, шедший впереди меня, отдалился шагов на двадцать. Я окликнул его; он обернулся и тоже остановился, как бы растерявшись. Перепрыгивая через наваленные камни, не задумываясь, кинулся я вниз. На миг я потерял фигуру из виду, а когда приблизился к ней настолько, что смог разглядеть её как следует, то убедился, что это вовсе не человек. Большая, продолговатая глыба неправильной формы упиралась в плоский валун. Свет ярко отражался от её блестящих тёмных граней. Странно было, что даже издали я принял её за человека, — только если смотреть сверху, она была немного похожа на склонённый торс.

— Это сгусток лавы! — крикнул я. Осватич, стоявший на возвышенности, смотрел в мою сторону; конечно, он меня не слышал, так как электрические помехи были очень сильны. Я махнул ему рукой, показывая, что ошибся. Он повернулся и пошёл дальше. Неподалёку из-за каменной пирамидки торчала верхушка палатки над десятым осциллографом.

— Подождите! — крикнул я и побежал вверх по склону. Осватич замедлил шаг, но не остановился. Его тёмный силуэт выделялся на светлом фоне Белого Шара.

— Подождите! — крикнул я ещё раз. Вдруг всё пространство передо мною искривилось и присело, словно я увидел его отражение в неожиданно согнувшемся блестящем жестяном листе. Потом всё заволновалось и вернулось в прежнее положение. Я стоял как вкопанный. Осватич исчез. Только что я видел его движущуюся спину, блеск его шлема; он ступил на большую плоскую глыбу серебристого камня, сделал шаг или два и... исчез, словно растворился в воздухе. Несколько секунд я стоял окаменев, потом пустился что было сил к этому месту.