Самозванка - Скотт Вестерфельд
В ответ на его логику я улыбаюсь, а у самой при этом сводит живот. Сколько людей, откликнувшихся на мой призыв к мятежу, подвергнутся риску?
Отец подается в кресле вперед и оказывается ко мне как никогда близко.
– Наконец-то ты поняла? – Он машет рукой в сторону города. – Всего лишь с помощью парочки мятежников и этих упрямых Палафоксов Фрей устроила такое. И заставила тебя произнести эту… речь.
Вся его фигура содрогается от злости.
Не на меня. А на мою младшую сестру.
В моей голове такая круговерть, что на миг я теряю дар речи. С языка готовы сорваться сотни оправданий. У меня не было выбора. Я, Рафи, специально появилась перед камерой, потому что так было проще контролировать ситуацию, если бы Фрей зашла слишком далеко. Я знала исход войны.
Но отец уже сам приводит за меня объяснения.
– Мы слишком хорошо подготовили твою сестру, сделали ее чересчур опасной, – говорит он. – Теперь ты понимаешь, почему в самом начале я пытался ее убить?
Он просит моего одобрения.
Узнав от Кола о психическом диагнозе Рафи, я почти забыла о том, какой могущественной она может быть. А ведь это всегда было ее работой – заставлять людей думать так, будто она на их стороне, невзирая на все совершенные моим отцом преступления.
Возможно, тот же фокус она проделывала и с ним.
– Фрей мне больше не сестра, – тихо произношу я. – Она убила Наю прямо у меня на глазах. Папа, это было омерзительно.
– Я даже не сомневаюсь. Мне очень жаль, Рафия. – Но он ни капли не сожалеет. Напротив, он выглядит довольным, даже немного удивленным тем, что я так легко с ним согласилась.
С Рафи ему пришлось бы постараться.
Я провожу подушечкой пальца по ожерелью.
– Тебе не кажется, что пора это снять?
Его улыбка гаснет, глаза немного сужаются. Он тянется ко мне, берет за руку, и по моей спине пробегает дрожь.
Он впервые прикоснулся ко мне.
– Без моего небольшого подарка она могла забрать тебя с собой. Он защищает тебя от нее.
По его мнению, я должна быть благодарна ему за этот ошейник.
В моей голове звучит излюбленное выражение Рафи: «Это ненормально».
Я пожимаю плечами.
– Надеюсь. Но, возможно, теперь, когда ты уничтожил Палафоксов, она нас больше не потревожит.
– Так оно и будет. До тех пор, пока он в нашем доме. – Он делает знак рукой.
Дверь в его личный кабинет отворяется, и входят два человека. Один из них – солдат: не простой охранник башни в накрахмаленной серой форме, а вчерашний боец, все еще в полном обмундировании.
Второй – Кол Палафокс.
Кол
Высвободив ладонь из руки отца, я поворачиваюсь к ним и одариваю Кола скучающим взглядом, а у самой в этот миг разбивается сердце.
– Так это он вскружил голову моей младшей сестре?
Вид у него до сих пор грязный, хотя большую часть крови стерли с лица. Викторианскую форму сменили на комбинезон, произведенный нишей в стене. Сидит он на нем плохо, как если бы Кола сканировали с завязанными руками.
Но мне все равно хочется обнять его, вдохнуть его запах.
Мой отец тихонько посмеивается:
– Просто Фрей не с чем сравнивать. Наверное, мы сами виноваты в том, что не озаботились расширением ее знаний.
Кол пристально смотрит на меня.
На один безумный миг мне кажется, будто он вот-вот распознает меня за этой обманчивой внешностью. Словно неким образом поймет, кто перед ним на самом деле.
Но он явно напуган мной. Точно видит какую-то причудливую искусственную копию меня. Ведь я клялась ему, что Рафи на нашей стороне, а теперь она сидит тут и строит интриги со своим отцом.
Я смотрю Колу в глаза, заклиная взглядом прочитать мои мысли.
Все будет хорошо.
Но хорошо не будет – у него тоже на шее красуется бомба. Не в виде ожерелья, как у меня. А толстое темное кольцо наподобие собачьего ошейника.
– Я собирался удерживать его в качестве заложника, – говорит мой отец. – Чтобы влиять на поведение викторианцев. Но какой теперь в этом толк? Их армии больше нет.
– Значит, мы его отпустим? – небрежно бросаю я. – В знак доброй воли?
Отец заливается раскатистым смехом.
– Мне не хватало твоего чувства юмора, Рафия.
Как обычно я киваю, принимая его комплимент.
– Тогда что мы с ним сделаем?
Отец поводит плечами.
– Мы покажем протестующим, как поступаем с нашими врагами.
Я перевожу на него непонимающий взгляд.
– Только подумай, как это отразится на Фрей, – добавляет отец. – Когда она увидит, что его казнят, ее дух окончательно будет сломлен.
Казнят.
На ужасное мгновение комната вокруг меня темнеет. Я вижу портрет Кола, висящий в трофейном зале напротив лица его матери. Сердце бьется о ребра и рвется из груди.
Отец прищуривает глаза.
– Что такое, Рафия?
Я медленно втягиваю воздух, мозг лихорадочно ищет ответ.
– Казнь, папочка? – У меня подрагивает голос. – По новостным каналам? Что о нас подумают другие города?
Отец устало вздыхает:
– Уже слишком поздно переживать за нашую репутацию. О ней позаботилась твоя сестра.
– А вдруг есть способ как-то все исправить? Вынудить их принять твою власть над Викторией?
Он со скучающим видом смотрит на меня, над его глазами нависают тяжелые веки. Словно он передумал и отказался уже от сотни способов, как можно реабилитировать себя.
– Какой, например, дорогая?
Я не знаю, что ему ответить. Потому что не знаю, как можно кого-то спасти словами. Мне понятны лишь импровизированное оружие, поиск чужих слабостей и борьба от всего сердца.
Мне понятна только война.
Я встаю и с умоляющим взглядом оборачиваюсь к Колу. Он смотрит на меня в ответ, не понимая, почему я так стремлюсь его спасти.
Между нами возникает связь, проносится искра…
И тут я вижу ответ.
– А что, если Кол Палафокс не будет твоим пленником или вообще врагом? Что, если он станет твоим сыном?
Я поворачиваюсь к отцу, мои губы складываются в самую жестокую улыбку Рафи.
– Что, если вместо того, чтобы убить Кола, ты отдашь его мне?
Повисает молчание. На лице моего отца отражается множество мыслей – они так быстро сменяют друг друга, что за ними не угнаться.
Кажется, будто окружающая нас башня наклоняется под действием разрушений после вчерашнего взрыва. Под действием разрушений после всех моих ошибок.
В конце концов отец нарушает тишину и произносит:
– Кровный союз.
– Жители Виктории больше не будут оказывать
