Генри Олди - Ангелы Ойкумены

У Джессики тоже был план.

За миг до ее головокружительного прыжка Дюбуа выхватил не шпагу, а кривой нож. Шпага выходит из ножен дольше – вот она, доля секунды, украденная у Джессики самообладанием полковника, нарушительница стройную гармонии расчетов. Ставка делалась на шпагу, на расстояние между пешим Дюбуа и конной Джессикой, требующее длины клинка. Тогда, наверное, и прыгать не понадобилось бы! Но полковник не ставил задачей ранить людей – ножом или шпагой. Проклятие еще звучало в сумерках, под желтой луной, а Дюбуа уже полоснул по храпу коня, на котором восседал дон Фернан.

Лезвие рассекло рот и левую ноздрю животного. Истошный визг, ничем не похожий на ржание, и конь встал на дыбы, затряс головой, сбрасывая всадника. Дюбуа отступил, опасаясь угодить под копыта. Они упали одновременно: Джессика, сбивая полковника с ног, выставив перед собой руки со шпагой де Кастельбро – и дон Фернан, прямиком на корни старой груши. Вскочив первой, Джессика не стала тратить драгоценное время на выяснение, жив ли маркиз. Она выхватила шпагу и успела сделать главное – парировать выпад Дюбуа, связать оружие полковника контактом клинков.

А потом Дюбуа умер, и умер плохо.

Трудно прыгать с лошади, имея за спиной увесистый рюкзак. Вдвое трудней вскакивать с коленями, разбитыми в хлам, встречать атаку разъяренного вояки, в особенности, если ты – не человек, а стартовая площадка для чешуйчатой ракеты. Побудить Юдифь выступить на защиту хозяйки могла только реальная угроза жизни Джессики. Но приняв решение, кобра не колебалась ни мгновения.

Клапан рюкзака откинулся. Едва не вынудив хозяйку упасть во второй раз, Юдифь молнией ринулась к Дюбуа, поверх скрещенных клинков. Пасть кобры распахнулась так, как умеют лишь змеи с их эластичными связками. Челюсти сомкнулись на лице полковника, словно Юдифь намеревалась заглотить всю голову целиком, начиная с подбородка. Клыки вонзились в щеку и верхнюю губу Дюбуа. Вопль ужаса угас в жаркой пасти, провалился в слизистую утробу, стал хрипом, стоном, тишиной.

Юдифь отдернулась назад.

Покинув рюкзак целиком, она свила кольца на земле, у ног Джессики, и высоко подняла верхнюю часть тела. Упругий капюшон раздулся до устрашающих размеров. Грозное шипение говорило ясней ясного: не подходить! Хотите убивать друг друга? Сколько угодно! Но первый, кто приблизится к Джессике Штильнер…

Количество яда, которое кобра расходует на свою жертву, на порядок превосходит смертельную дозу. Блокада мускульных сокращений, паралич дыхательной мускулатуры, остановка дыхания – укус обычной королевской кобры убивал человека за пятнадцать минут.

Модификантка, Юдифь убивала впятеро быстрее.

Ужас – яд страшней змеиного. Казалось, укусив Дюбуа, Юдифь укусила всех: бравильянцев и гвардейцев. Три минуты, не двигаясь с места, боясь дышать полной грудью, воинственные мужчины с оружием в руках, готовые сражаться до утра во имя чести, родины и славы – они стояли и смотрели, как в шаге от генеральских звезд умирает хитроумный полковник Дюбуа.

За лиловыми сумеречными хребтами громыхала гроза.

Далекие зарницы, словно фотовспышки, высвечивали четверть неба. Склоны гор на миг приобретали рельеф: блестящие плоскости обрывов и сколов, черные провалы ущелий, морщины трещин. Блекли цвета, исчезали полутона. Оставалась изнанка, основа бытия: черное и белое, свет и тьма. Басовитый рокот валился с неба, заставлял дрожать, втягивать головы в плечи – лавина камней, гибель всего живого.

По законам божеским и природным гром должен был запаздывать. Сначала вспышка, затем, три-пять секунд спустя – грохот раскалывающихся небес. Этот гром плевать хотел на все законодательство мироздания. Запаздывать? Ради чего? Нет, он властно ударял по ушам одновременно с бело-синими электрическими сполохами. Люди глохли, моргали, щурились. Космос? В космической пустоте звук не распространяется, но гром плевал и на это. Шелуха? Галлюцинативный, мать его через три звезды, комплекс?!

Гром напоминал канонаду. Залпы, дробные раскаты беглого огня…

Перед глазами маэстро стояла Бравильянка. Очередная попытка имперских войск взять город штурмом. Перед сном он сдался, выбросил белый флаг, сунулся в вирт – и, как зверь в ловчей яме напарывается на колья, напоролся на репортаж. Артиллерия бьет в два эшелона: с холмов и из-за них. Стены крепости огрызаются, как могут, дышат облаками порохового дыма. Меж оливами – обгорелыми, иссеченными осколками и картечью – к стенам бегут штурмовые отряды, тащат наскоро сколоченные длинные лестницы.

Смена кадра.

Камера летит над мостовыми с выщербленной брусчаткой, над черепичными крышами, в которых зияют проломы от ядер. Взлетает выше, дает панораму. Дым, пыль, разрывы бомб. Трупы, бегущие люди. Канонада стихает, уходит на второй план. Наслаивается бодрый голос Нгвембе Ронга:

– Вы имеете удовольствие наблюдать артподготовку штурма цитадели восставших. Под прикрытием артиллерии к Бравильянке подбираются гренадеры и спешенные драгуны графа д'Орли. Их легко отличить по форме и вооружению… О! У нас срочное сообщение. Взрывом бомбы тяжело ранен губернатор Бравильянки, маркиз де Кастельбро, руководивший обороной города! Сейчас мы дадим видео…

Угол дома разворочен. Обломки кирпича, мертвецы на тротуаре. Два офицера под руки тащат губернатора прочь. Атласный камзол маркиза в кирпичной пыли, лицо густо запудрено известкой – бездельник-гример перестарался, актер похож на покойника.

– К нам поступили уточненные данные! Маркиз де Кастельбро не ранен, а контужен! Руководство обороной временно принял на себя полковник Агилар. Штурм продолжается тремя колоннами, артиллеристы генерала Лефевра прекратили огонь. Бой идет на стенах. К защитникам спешат подкрепления из северной части города. Атакующим приходится брать во внимание наличие в своем тылу мощного отряда инсургентов. Сумеют ли восставшие удержать Бравильянку? По моим предположениям, завтра бои продолжатся уже внутри города, по сходящимся векторам от Керенских ворот и монастыря святого Границия…

Из более поздних новостей Диего уже знал: заплатив огромную цену, Бравильянка выстояла. Губернатор пришел в сознание и вновь принял бразды правления. Завидуешь, спросил себя маэстро. Завидуешь контуженному маркизу? Сдохни он, и ты позавидуешь ему вдесятеро. Думал ли ты когда-нибудь, дружок, что Господь в неизреченной милости Своей пошлет тебе такую исключительную зависть? Из костра пылающего взываю к Тебе, из сердцевины пламенной…