Александр Громов - Запретный мир
Скарр лежал на плоской крыше такого вот скелета, устланной прелой листвой, поросшей мохом и плесенью. Со своего места он видел еще четыре полускрытых сосняком дома: два с островерхими крышами, один с полукруглой и еще один – тоже с плоской, но сильно просевшей, заросшей кустарником. Прямоугольные окна пугающей величины чернели, как зевы пещер. Лес не впервые заглатывал мертвое селение – иные стены еще хранили на себе следы лесного пожара, случившегося, судя по возрасту старейших деревьев, полторы-две сотни зим назад. И возможно, тот пожар не был первым. С треском лопались разрываемые собственным соком стволы берез, красавицы сосны вспыхивали свечками, корчась, плача вскипающей смолой, – стены домов лишь чернели в пламени и лишь на то время, какое нужно дождям, чтобы смыть копоть. Кто ж не знает: мертвое долговечнее живого.
Но живое сильнее…
Дверь была рядом, Скарр ясно ощущал ее присутствие. За те несколько часов, что он провел в ожидании, она не ушла за пределы крыши. Иначе пришлось бы как-то спускаться… вон по той сосне, пожалуй, что, как нарочно, пустила над крышей толстый сук и узловата настолько, что полумертвый старик с трясущейся головой может попытаться одолеть спуск по стволу и останется жив.
На время.
На то время, которое живой человек может провести здесь, пока не умрет. Два, возможно, три дня. Если не есть и не пить ничего здешнего, то, пожалуй, и всю седмицу. Потом Мертвый мир неминуемо скрутит самого крепкого человека, будь он сильнейшим из воинов или терпеливейшей из женщин. Он хорошо умеет делать живое мертвым, этот мир.
Тем лучше.
Он, Скарр, ходячий полутруп, совсем не собирается ждать столько времени. Он будет пить местную воду и мять беззубыми деснами местные ягоды, что видом и вкусом так похожи на ягоды живых миров. Он будет глотать ядрышки кедровых орешков, раздробив камешком скорлупу. А то и кольнет жилковатое запястье кончиком стрелы – почему бы нет? Но только не сейчас, ибо время умирать ему еще не пришло.
Жаль, что нет способа уничтожить эту Дверь – что тут может сделать дряхлый старик! Лишь Растак, чье имя навеки проклято, может, громоздя преступление на преступление, заставить побежденных похоронить собственную Дверь под курганом – в одиночку и он бесился бы от бессилия. Что толку лелеять пустые мечты?
Но одиночка способен на многое другое… Даже такой одиночка, которому осталось жить не больше двух дней, который давно бы уже ушел к предкам по своей воле… если бы имел право уйти.
Нет оберегов. Все они, сколько их было, оставлены Волкам, в том числе главный оберег, второе прибежище души. Ур-Гар и Мяги позаботятся о том, чтобы душа старого чародея соединилась с предками по обряду людей Земли. В Мертвом мире обереги ни к чему.
Скарр пожевал лепешку, отхлебнул воды из малого бурдючка. Скромный запас, но большего и не надо. Вечно дрожащие пальцы нащупали колчан. Пять тонких, совсем не боевых стрел. Пять отравленных жал. И рядом детский лук, пригодный разве что для развлечения несмышленышей да для охоты на уток. Старику нипочем не согнуть настоящего боевого лука, да и с детским, по правде сказать, будет непросто управиться. Мать-Земля, к тебе взываю я, сын сынов твоих! Поддержи меня в нужный миг, просветли зрение, укрепи руку, не дай промахнуться!
Щедр подарок людей Выхухоли – пять стрел! А что дарители не раскрыли тайну своего знаменитого яда, то это их право. Но видели все, кто не слеп: раб, провинившийся неведомой, но, несомненно, серьезнейшей виной, будучи слегка уколот такой вот стрелой, через несколько мгновений закатил глаза, начал хватать ртом воздух, посинел, подергался и умер. Пять стрел! Пять смертей. А нужны-то всего две…
Как жаль, что люди Земли не владеют секретом быстрого яда, умерщвляющего жертву раньше, чем будет применено противоядие – если оно вообще существует! Будь так, он, Скарр, возможно, не доверил бы убить чужаков Хуур-Ушу, а послал бы им скорую, беспощадную и, в общем, милосердную смерть от яда. И пепел двух сожженных дотла трупов уже давным-давно был бы развеян по ветру или утоплен в любом болоте за Матерью Рек…
Хрустнула ветка?
Нет, показалось… Когда долго-долго прислушиваешься, начинаешь слышать и то, чего нет. Тогда кажется, что этот лес, поглотивший вымершее селение, в великой тайне сохранил в себе что-то более живое, нежели деревья, мох и грибы. Отчего людям так часто мерещится то, чего нет и не может быть?
Снова хрустнуло?..
Теперь – да. Нет сомнений.
Идут. Двое. Шорох шагов. Вольно идут, хотя и устало. Не берегутся.
А кого им беречься? Какой самоубийца, спрашивается, станет караулить их тут, в Мертвом мире? Кому жизнь не дорога?
Скарр прилип к крыше. Приготовленная заранее кучка мха и прелых листьев казалась ему сейчас никудышным укрытием, каковым и являлась. Но если не шевелиться… да, если лежать не шевелясь, подобно мертвому, то первый из двоих, кто бы он ни был, раньше перелезет с корявой сосны на крышу, чем заметит его, а второй в это время будет карабкаться по сосне и вряд ли успеет что-то сделать за короткое время, необходимое, чтобы наложить на тетиву новую стрелу. Мать-Земля, помоги!
Шаги. Все ближе.
Разговор…
– Она там. – Знакомый, но уже не детский голос. Голос женщины. – Над этим… жилищем.
– Зря боишься. – Тоже знакомый, ненавистный голос с ужасающим выговором. – Дом как дом. Не укусит. Смотри, я его трогаю. Ну и? Это просто… (непонятное слово)… поселок. Ну, в общем, такое место, куда люди летом приезжали отдыхать из… (непонятное слово)…из большого селения, в общем. А что, место красивое, неровное только…
– Мертвое. – Голос Юмми. – И дом этот – мертвый.
– А тебе живой нужен? На ножках? Чтобы убежал? – и смешок. – Скажи спасибо, что он тут оказался, а то намаялись бы мастрячить лестницу. Да еще без топора! А сидеть на склоне, как два пня, и ждать, когда твоя Дверь соизволит проплыть мимо – тоже удовольствие маленькое… О! Дерево видишь? По-моему, как раз для нас посажено. Скажи теперь, что твои духи нам не помогают!
– Здесь нет духов… Осторожнее, любимый!
– Ты-то не тормози, лезь давай!..
Легонько закачались иглы сосны. Чужак, сопя, карабкался туда, куда любой мальчишка взлетел бы белкой, не запыхавшись и без шума. Он не воин, этот Юр-Рик. Не настоящий воин. Он – исчадье, выкидыш Запретного мира, навсегда отнявший у старика самое дорогое: правнучку-ученицу. Отнявший на пару со своим тупоумным дружком веру в мощь Договора, отнявший смысл жизни и желание жить!
Мать-Земля, помоги!
Стрела надежно лежит прорезью на тетиве. Выждать несколько мгновений, подняться рывком на колено – и всадить убийственный гостинец в лицо негодяя. Как прежде, в никем не сосчитанных – чего там считать! – боях и стычках полузабытой молодости.
Первая стрела – ему. Вторая – ей.
Внученьке.
Не шевелиться до времени!
Вот только сердце отчего-то ноет сильнее, чем всегда, и оглушительно стучит, стучит, стучит кровь в висках, и мутное марево качается перед глазами, и дрожат руки…
Мать-Земля! Услышь, помоги!
Шуршанье шагов уже на крыше. Пора!
Мать-Земля!..
Может быть, не так проворно и ловко, как давным-давно, когда он был полон сил, – но Скарр взметнул непослушное тело на одно колено, одновременно рванув до уха тетиву, готовый пустить смертельную – сомнений нет – стрелу. И тотчас нечто невидимое, подкравшись изнутри, так же, как он, выждав нужный момент, мягко толкнуло его в затылок, низвергнув во тьму.
Не услышала Мать-Земля…
И не послала смерть неудачливому сыну, избавив от позора на то недолгое время, что осталось прожить умирающему старику.
Скарр открыл глаза. Прежнее мутное марево, а чернота исчезла. И в мареве – тот. Живой. Прошла ли мимо стрела? И удалось ли вообще выстрелить?
Грязные рыжие волосы. Виденные всего один раз – но не спутать ни с чем. Ступня, придавившая запястье. Колено, навалившееся на грудь, не дающее дышать. Ухмылка – и знакомый голос:
– Ха, кого я вижу! Со встречей! Не настрелялся еще, дед? Жена, лезь скорее, гля, кого я поймал!
– Дедушка! – вскрик.
– Убивец твой дедушка. Киллер.
– Отпусти его!
– Угу. Может, и лук ему вернуть? Этот твой родственничек как меня видит, так и стреляет. Два раза уже стрелял – о третьем мечтаешь? Это у него в привычку вошло. Облысел, как пятка, а все туда же…
– Отпусти… Ну пожалуйста!..
– Думаешь? А ладно, хрен с ним. – И дышать стало легко. – Ты, дед, больше не трепыхайся, понял? А то обижу всерьез.
Проворные пальцы пробежали по складкам балахона.
– Теперь порядок. Другого оружия у него нет.
Мутное марево понемногу рассеивалось. Скарр поворочался, подогнул под себя ноги и с усилием сел. За что? Светлые боги, ну за что?!
– Дедушка! Ты… узнаешь меня?
Юмми. Внученька. Преступница…
– Интересно знать, он тут один окопался? – проговорил Юр-Рик, оглядываясь по сторонам.
