Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Ты меня уговорил. Надо взлетать.

Айрант изверг из себя нечто похожее на облегченный вздох. Потом ласково похлопал капитана по плечу.

– Наверное, подействовали посмертные молитвы Фастера, что к тебе вернулся рассудок.

– А что будем делать с оставшимися покойниками?

– С консервами?

– Прекрати называть их «консервами»! Это бывшие люди в конце концов! За неимением чувства долга, поимей хотя бы совесть!

Айрант криво усмехнулся и произнес:

– Ты знаешь… я ее уже давным-давно поимел.

– Так что делать-то будем?

– Да выбросим их на поверхность! Пускай сами роют себе могилы! Если уж научились шататься по звездолету, то и с этим справятся!

– Перетаскивать двадцать тысяч тел…

– Не надо ничего перетаскивать! Предоставь это дело мне, и я управлюсь за два часа!

То, что происходило на «Гермесе» спустя сорок минут, нельзя охарактеризовать иначе, как глобальный вселенский маразм. Раньше неистовствовали пассажиры, сейчас же, в отместку им, принялись неистовствовать люди. Но те уже сходили с ума ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Айрант открыл большой аварийный выход, которым пользовались только в экстренных случаях, то есть практически не пользовались никогда. В обшивке звездолета, служившей надежной защитой от вредного влияния планеты, образовалась прямоугольная черная дыра: окно в безрадостный потухший мир. Губительная вечная ночь проникла и сюда, излучая тьму и холод. Смертоносная метановая атмосфера с шипением и свистом, точь-в-точь как ядовитая змея, вползла внутрь, за считанные секунды заполнив собой все пространство грузового отсека.

Тела мертвых вздрогнули и пошевелились, словно испугались и почувствовали близкую месть за свои недостойные выходки. Послышался рев двигателя, который становился все громче, заглушая всякий звук, недовольный его присутствием. Спустя полминуты неопределенности в отсеке появился планетоход оборудованный под бульдозер. Он притормозил, задумался: достаточно ли справедлива намеченная им кара, затем резко развернулся и, выставив вперед массивный ковш, помчался на полуопустевшие стеллажи.

Трупы перемешивались вместе с железом и древесным настилом, на котором лежали. Черепа сминались, окрашенные серым цветом мозга. Их искореженные агонизирующие лица стали еще больше походить на лица демонов, а не человеков. Ковш резал трупы напополам, выдавливая внутренности и сгребал все в общую массу. И это месиво человеческих костей, раздавленных мышц, вывернутых кишок, похожих на дохлых змей, а также деревянных щепок, ломаных досок и гнутых стальных балок планетоход гнал в сторону черной дыры, где выбрасывал все это на поверхность планеты. Здесь некому было закричать, некому осудить творящееся безумие, некому даже посочувствовать.

Через два часа весь грузовой отсек был очищен от пассажиров. Их выселили со всем имуществом: грубо, бестактно, откровенно по-варварски. Пускай Провидение, если Ему нечем больше заняться, поразмыслит и решит: справедлива или нет уготованная им участь. Прямоугольный осколок чуждого взору черного неба закрылся, и герметизация восстановилась. Айрант явился перед капитаном с торжествующим лицом, словно и впрямь совершил какой-то подвиг.

– Готово! Я их всех похоронил. Мы сделали свое дело и можем со спокойной совестью убираться отсюда!

У Кьюнга в эту минуту был какой-то мечтательный вид, уж совершенно несвойственный данной ситуации. Он медленно покачивался в кресле и… то ли улыбался, то ли задумчиво кривил губы — непонятно. Потом сказал:

– Знаешь, тебе покажутся дикостью мои слова, но по-моему, мы с тобой счастливые люди.

– О, да! — бортмех даже хлопнул в ладоши. — Только почему ты так поздно об этом догадался?

– Не иронизируй, я серьезно. Понимаешь, несмотря на всю нервотрепку наше пребывание здесь является настоящим подвигом, далеко не всякий выдержит такую психологическую атаку. Честное слово, на Земле будет о чем вспомнить. И будет за что выпить. Это всяко лучше чем прожить всю жизнь без проблем серой незаметной мышкой, копошась на каком-нибудь радиозаводе. НЕ ПОВИДАВ ТОГО, что повидали мы. К тому же, все в жизни относительно. Многие люди натерпелись куда больше нашего.

– Ага… — бортмех протер ладонью вспотевшее лицо и плюхнулся в ближайшее кресло, — кажется, я понимаю твою мысль! Давным-давно, когда я еще умел читать книги, в одном философском трактате как-то прочел, что степень человеческого счастья определяется не тем, насколько хорошо тебе лично, а тем, насколько хреново всем остальным. Но увы! ОСТАЛЬНЫХ поблизости нету, и испытать даже эту версию счастья у меня ну никак не получается! Так что, мы взлетаем или нет?..

Кьюнг одобрительно кивнул головой и принялся разминать пальцы. Торопиться было некуда, но и тянуть со стартом также не имело смысла. Сожалеть о совершенном деле уже поздно, как впрочем, было рано радоваться о делах еще не свершенных.

– Ты согласен, если я назову наше возвращение трусливым бегством?

– Согласен! Согласен! Только давай — взлетаем!

Оба уже сидели пристегнутые аварийными ремнями и упершись взором в клавиатуру ручного управления. Какое-то странное чувство: помесь торжества и уныния, символической победы и фактического поражения, сумбур из недоумения, озлобленности, страха создавал в душе нечто усредненное — тупую угнетающую серость. Айрант сделал глубокий вдох и медленный расслабляющий выдох.

– Даже поверить не могу, что ЭТОТ момент наступил. Самый длительный кошмар в моей жизни, кажется, позади!

Кьюнг его не слушал и бормотал о чем-то своем:

– Странное дело: капитан Нилтон панически бежит… и сам не знает — от чего.

– Да, дело странное! Включай!

Кьюнг поставил на режим автопилота и запустил программу старта. Отсек за отсеком весь «Гермес» пропитался тихим гудением. Наконец-то проснулся. Наконец-то ожил, выявляя готовность для нового галактического прыжка. Включились вентиляционные кулеры электронных блоков, индикаторы загорелись. Божество из стали и гремучего топлива, почувствовав внутри себя дух жизни, с надеждой и какой-то тоской смотрело в центр звездного неба: примерно также как рыба, выброшенная на берег, тоскует по морю. Оно не менее обитающих в нем людей стремилось покинуть мир безумия, где все давно посходили с ума: боги, законы ими созданные, люди — те, кто умер, и те, кто лишь готовился к этому событию. Если принять во внимание тот факт, что жизнь — это лишь отсрочка смертного приговора, вынесенного Природой всякому, кто посмеет назвать себя человеком.

Вот-вот должны были задрожать основания звездолета. Прошла минута. Другая… Но этого не происходило. На щите индикаций горела обескураживающая надпись: «НЕТ ПОДАЧИ ТОПЛИВА».