Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Мы стали поддерживать отношения; мы даже вроде как стали друзьями. У Роджера было чрезвычайно редкое качество: он слушал. Был один особенно тяжелый период в моей личной жизни, когда он стал для меня настоящей «горячей линией». Не имело значения, как поздно я звоню, насколько я пьян или до какой степени угрюма моя исповедь; он ни разу не отшил меня.

С профессиональной точки зрения именно Роджер ввел меня обратно в область научной фантастики после долгого горького отсутствия; именно он посоветовал попробовать себя в современной фантастике, основанной на индейской тематике. Без его поощрения и руководства я бы выпал из игры много лет назад.

Когда я узнал, что он умер, я несколько часов метался по дому и плакал; а потом поздно ночью, крепко напившись, достал свою новую гитару и снова и снова играл в кромешной темноте «Танцующую Матильду».

Роберт Сильверберг

ЗОВИТЕ МЕНЯ ТИТАНОМ

Роман, опубликованный под названием «Этот Бессмертный», впервые появился с заголовком «…И зови меня Конрадом». Он принес Роджеру первую премию Хьюго. В представленном здесь рассказе Роберта Сильверберга Титан, как когда-то Конрад, понимает: ничто никогда не получается в соответствии с нашими планами.

Памяти Р. Ж.

— Как тебе удалось освободиться? — спросила меня женщина, которая была Афродитой.

— Так случилось. И вот я здесь.

— Да, — сказала она. — Это ты. Из них всех один ты. В этом чудесном месте. — Она махнула рукой на сверкающее солнцеликое море, белую полоску пляжа, белые дома, голые бурые холмы. Красивое место, этот остров Миконос. — И что ты собираешься теперь делать?

— То, для чего я создан, — сказал я. — Ты знаешь.

Она замолчала, размышляя над моими словами. Мы пили узо со льдом в патио отеля под свисающими рыбацкими сетями. Через минуту она расхохоталась своим заразительным звенящим смехом и чокнулась со мной стаканом.

— Желаю удачи, — сказала она.

Это было в Греции. А до этого была Сицилия, и гора, и извержение…

Гора дрожала, тряслась и плевалась, алые потоки огня начали стекать с засыпанной пеплом вершины, и в первые десять минут извержения шесть маленьких городков, рассыпанных по склону, были сметены с лица земли. Именно так быстро все и случилось. Их не должно было быть там, но они были, и их не стало. Тем хуже для них. Покупать недвижимость на склонах горы Этны всегда было неразумно.

Лава катилась вниз. Через пару часов она должна была добраться до города Катания и уничтожить всю его северо-восточную часть, а на следующий день вся Сицилия должна была погрузиться в траур. Просто извержение. Самое сильное за время существования острова, где сильные извержения были постоянной темой новостей со времен динозавров.

Что касается меня, я еще не знал точно, что там происходит, наверху. Я все еще был глубоко, очень глубоко, в трех милях от солнечного света.

Но в своей подземной темнице под основанием гигантского вулкана, называемого горой Этна, я уже понял по дрожи земли и шуму и жару, что это извержение не похоже на предыдущие. И тогда, наконец, настал напророченный мне Час Освобождения после пяти сотен веков плена по воле Зевса.

Я потянулся, повернулся, перекатился на спину и сел впервые за пятьдесят тысяч лет.

Ничто больше не давило на меня.

Давным-давно безобразный хромой Гефест, мой тюремщик, устроил свою кузницу, поставив мне на спину тяжелую наковальню. И весело ковал бронзу и железо дни и ночи напролет изо всех своих сил, этот колченогий старый мастеровой. Где теперь Гефест? Где его наковальня?

Нет ее больше.

Это было хорошо — чувствовать, что ничто не давит сверху.

Я размял плечи. Это заняло некоторое время. Приходится разминать много плеч, если у вас сотня голов, плюс-минус три-четыре.

— Гефест? — закричал я, извергая крик из ста глоток разом. Я почувствовал, что гора конвульсивно содрогнулась надо мной, и знал, что одного моего голоса достаточно, чтобы отколоть от нее громадные скалы и заставить их катиться вниз, вниз, вниз.

Не было ответа от Гефеста. Не слышалось и звона его наковальни.

Я попробовал позвать еще раз, на этот раз выкрикнув другое, великое имя.

— Зевс?

Молчание.

— Ты слышишь меня, Зевс?

Нет ответа.

— Где ты? Где все?

Меня окружало молчание, лишь адский рев вулкана был мне ответом.

Что ж, ладно, не хотите — не отвечайте. Я медленно встал на ноги, выпрямившись во весь свой немалый рост. Тело горы подалось под напором моей мощи. Я умел справляться с горами.

Как хорошо было принять стоячее положение! Знаете ли вы, что это такое, когда вам не разрешают встать в течение пятидесяти тысяч лет? Конечно, не знаете, мелкие вы твари. Откуда вам знать?

И еще одна попытка: «ЗЕВС?»

Вся сотня моих голосов выкрикнула его имя разом, фортиссимо-фортиссимо. Хор грохочущих Эхо. Все мои головы до единой отросли за эти столетия. Я исцелился от всего, что Зевс сотворил со мной. Как приятно было сознавать, что я исцелен! Какое-то время дела у меня шли совсем неважно.

Что ж, не было смысла стоять там, завывая, если все равно никто не собирался мне отвечать. То был Час Освобождения. Я был свободен — цепи мои волшебным образом упали, мои головы отросли вновь. Настало время выбираться оттуда. Я начал двигаться.

Вверх. Прочь.

Я шел через тело горы, словно она была соткана из воздуха. Скалы ничего не значили для меня. Лишенный оков, я поднимался сквозь спиралеобразные внутренние протоки, по которым лава устремлялась к жерлу, и вышел, наконец, к солнцу, выбрался на снежноувенчанные склоны, на пепельно-седую вершину и встал прямо над жерлом, не обращая внимания на вулкан, изрыгающий свои горящие кишки. Я ухмыльнулся сотней широких ухмылок на сотне своих лиц, а горячие неистовые ветры кружились, словно мечи, вокруг моих голов, и потоки лавы стекали под ноги. Вид отсюда открывался ужасающий. Как же чудесно было смотреть на мир после стольких лет, проведенных под землей.

Там, внизу подо мною, на востоке расстилалось белопенное море. Позади меня тянулись зубчатые, поросшие лесом холмы. Надо мной сияло огненноликое солнце.

Как красивы были они все!

— Хуу-ха! — закричал я.

Мой торжествующий рев прокатился по Сицилии, словно сто ураганов. Его звук разбил окна в Риме, разрушил крестьянские дома в Сардинии и сбил наземь десять минаретов глубоко в Тунисской Сахаре. Но вся его мощь была нацелена на Грецию, и она накатилась на полуостров, словно косой срезав верхушки деревьев Ионийской части Афин, промчалась через Эгейское море и ворвалась в Турцию.