Надежда Первухина - ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА

А через три дня после свадьбы Викентий Вересаев, или, по-вибутянски, Кентино Оа Вамбонга, положив правую руку на сушеный лист священной пальмы-муруахи и держа в левой священного паучка аванси-мбонси и священную жабу нун, принес присягу и стал первым всенародно и всебожно избранным президентом Независимой Религиозной Республики Вибути.

Глава пятнадцатая. ВСТРЕЧА НЕЖДАННАЯ

Я узнаю тебя под обличьем любым

И под всяким нарядом…

Из рукописи С. Водоглазова «Русский незнамо где»:

«А вот черта с два я этим андроидам поддался!

Хотя, конечно, они неплохие ребята, что и говорить. Гуманность у них на уровне и все такое…

Но бежал я от них при первой же возможности. И хорошо бежал. До сих пор собой горжусь. Не хватало еще, чтоб Степан Водоглазов и впрямь поступил в спецшколу для шпионов! Еще неизвестно, какие у них тут, в будущем, спецшколы! И какие шпионы! И какие тренинги! Я ж даже зачет по стрельбе из бластера не сдам!

…Не стану в этой летописи моих злоключений подробно расписывать, каким образом мне удалось-таки тайком пересечь государственную границу Уральской республики. Не буду понуждать вас к слезам, истерикам и воплям: «Ох, до чего же этот Степан Водоглазов несчастный человек!» Отнюдь я не несчастный. А что касается границы Уральской республики, так тут вообще все было просто. Как только закончилось поле тщедушной пшеницы, явно размышлявшей над дилеммой: загнуться сейчас или под жаткой комбайна, появилось в воздухе этакое райское благоухание. Я сориентировался по прущему на меня с неотвратимостью танка небесному аромату и понял, что это цветут какие-то растения явно тропического происхождения. А значит, я близок к цели. В государстве Центральная Московия тропиками и не пахло, там все больше паленой резиной от протекторов военных машин пованивало…

И впрямь, когда я прошел еще с полкилометра, аромат стал гуще, и я вступил под сень натуральной апельсиновой рощи. Апельсины тут были ну прямо звери: каждый - с мою голову! Я хоть и вел на тот момент полуголодное существование, все-таки разжиться апельсином такого формата не рискнул. Может, это вообще не апельсины. Может, это такие генетически модифицированные атомные бомбы.

Кое-как справляясь с апельсиновым ароматом, я миновал плантацию (эти здоровенные оранжевые плоды еще долго будут сниться мне в ночных кошмарах) и вышел к какой-то мирной деревеньке. Деревенька эта была хороша, как будто с рекламного буклета: домики-коттеджики все сияют, один к одному, у плетней цветут подсолнухи да магнолии, дороги да тропинки отборным гравием посыпаны, идти приятно…

Время было проявляться самой деревенской активности - полпятого утра примерно, нежный летний рассвет манит и обещает день, полный сладкой неги… Нет, не умер во мне поэт! А зря. Но отвлечемся от поэзии. Я уже с четверть часа шел по деревне, разглядывая живописные домики, и не встретил ни единой души. Даже собаки не лаяли. И вообще, не было слышно звуков какой-нибудь живности: мычанья коров, квохтанья кур, ну всего того, чем, собственно, деревня от города и отличается, насколько я понимаю…

И, ко всему прочему, я был жутко, катастрофически голоден. Сами понимаете, в моем путешествии (без денег, документов и в куртке на голое тело) не представлялось возможным забежать в рюмочную или перехватить где-нибудь пару-тройку чебуреков… Я ведь шел в основном по совсем безлюдным местам, узнавая и не узнавая своей великой Родины…

А теперь я нахожусь в явно образцовой деревне и жажду встречи с добрым человеком. Я ж одичал, зарос, оголодал! Смилуйтесь надо мной, русские боги, потому что от африканских я уже далеко-далеко, да и не особливо были африканские боги милостивы…

Но не все же мне от судьбы пинки получать да подзатыльники. Когда я тащил свои окаменевшие от долгой ходьбы ноги мимо одноэтажного аккуратного домика с черепичной крышей и стенами, выкрашенными в симпатичную краску типа «спелый персик», дверь домика отворилась. Я притормозил, глянул. На пороге своего персикового жилища стояла женщина лет тридцати - такого родного, русского типа: полноватая, но крепко сложенная, чуть загорелая, с русыми волосами, заплетенными в толстую косу, в простом ситцевом халатике, едва доходившем до круглых коленок…

– Здрасьте,- жалобно выдохнул я и постарался максимально уцеломудрить свой курточный наряд.

– Здравствуйте,- спокойно кивнула мне женщина, спустилась с крыльца и пошла босиком по тропинке прямиком к калитке. То есть - почти ко мне.

– Извините меня за внешний вид,- чуть не распадаясь на мозаику от неловкости, сказал я.- Я не местный. Шел лесами, одичал, оголодал… Я для вас опасности не представляю никакой. Кусок хлеба, стакан молока - жалко вам, что ли? И пожалуйста, не надо никакой милиции, а?!

Она отворила калитку, оглядела меня с ног до головы, чуть поморщилась (правильно, я ж сколько времени не мылся не брился, самому противно) и сказала:

– Я не знаю, что такое милиция. А то, что вы не местный, и то, что вам плохо,- вижу. Идите за мной. Вас как зовут?

– Степан.

– А меня Варвара. Идемте, идемте. Я для вас тоже… никакой опасности не представляю.

За домом оказалась небольшая, но добротная банька.

– Париться я вам сейчас не советую - с утра для сердца вредно, а вот помоетесь от души, баня у меня хорошая,- сказала Варвара.- Вещи свои в предбаннике оставьте, а я чуть позже зайду, принесу вам все, что нужно.

– Спасибо,- только и сказал я.

– Пока не за что,- пожала круглыми полными плечами Варвара и степенно зашагала в дом, совершенно не проявляя беспокойства по поводу того, что в периметр ее жилища проник посторонний и крайне подозрительного вида субъект… Такое доверие и благодушие умилило подозрительного субъекта, то есть меня, чуть не до слез, но я сдержал их и пошел, по старой русской традиции, в баню.

Помылся я и впрямь отменно, а в предбаннике, возле раковины, обнаружил на подзеркальной полочке бритвенный прибор и тюбик с кремом для бритья. Грех не воспользоваться, конечно, тем более зарос я почти как Лев Толстой, но почему-то кольнуло меня странное чувство, более всего отождествляемое с ревностью. Раз в баньке славной женщины Варвары имелись такие сугубо мужские аксессуары, то славная женщина явно не в одиночку коротала свой век…

Я снова утвердился в этом суждении, когда увидел стопку чистой одежды, которую, видно, принесла мне Варвара, утащив предварительно мою грязную поношенную куртку. Белье, рубашка, брюки - все было как на меня куплено и почти новое. Тоже мужнино? А не накостыляет ли муженек и Варваре и мне за такое вот вольное обращение с его личным имуществом? Ладно, потом разберемся.