Владимир Корчагин - Именем человечества

— Ну, это еще не аргумент. А впрочем, вот что. Поезжайте-ка завтра в институт. К самому директору. И выясните все детали. Нам нужно точно знать, что в конце концов представляет собой эта идея нейтринной стабилизации. И не от каких-то второстепенных лиц, а от самых крупных специалистов. Ну и все, что касается Колесникова, конечно.

— Ясно, Денис Павлович.

— Так вас что больше интересует, сама идея так называемой нейтринной стабилизации или роль, которую играет, точнее, пытается играть в ее разработке Колесников?

— Я хотел бы, товарищ директор, разобраться и в том и в другом, — ответил Левин, незаметно включая магнитофон.

— Тогда начнем с первого. Идея нейтринной стабилизации ядер радиоактивных изотопов вытекает, точнее, могла бы вытекать, ибо все это еще находится на уровне предположений, — из общей теории слабых взаимодействий. Изучением таких взаимодействий институт занимается уже много лет. Нами получены неплохие и, я бы сказал, многообещающие результаты, которые позволяют надеяться, что возможно — я подчеркиваю, возможно! — через несколько лет мы подойдем к решению проблемы управления ходом радиоактивного распада с помощью нейтрино. Не исключено, что наше вмешательство в этот процесс приведет к его замедлению или, что менее вероятно, даже полному прекращению. Это и будет то, что некоторые называют «нейтринной стабилизацией радиоактивных изотопов». На сегодняшний день это, как видите, лишь веха, очень отдаленная веха научного поиска.

Теперь о роли Колесникова в этом поиске. Что лично он внес нового в теорию слабых взаимодействий? Ровным счетом ничего! Я не знаю ни одной его научной работы в этой области, не слышал ни одного выступления на какой-либо конференции или симпозиуме. Да Колесников и не претендует на это. Он заявляет лишь, что кто-то надоумил его, будто нейтринная стабилизация уже сейчас возможна. Я подчеркиваю — кто-то! И, щадя вас, не уточняю, кто именно, ибо тут фантазии Колесникова переходят всякие границы: он привлекает чуть ли не потусторонние силы…

— Он говорит, насколько я знаю, о представителях внеземной цивилизации, — напомнил Левин.

— А разве это не одно и то же? Кто, кроме Колесникова, видел этих «представителей»? Кто слышал о них? Мы, ученые, просто не верим в подобные сказки о разно го рода пришельцах. Наука сегодняшнего дня не располагает ни одним фактом о наличии разумной жизни вне Земли. А вот Колесников оказался единственным счастливчиком, который не только общался с некими представителями высшего разума, но и заполучил от них рецепт регуляции радиоактивного распада. Причем, что за рецепт, он никому не говорит. Это, видите ли, секрет, который он обещал своим благодетелям сохранить в тайне. Однако куш за него готов сорвать немалый. Вы простите меня за резкость, но более наглой мистификации я не могу себе представить.

— И тем не менее вы приняли Колесникова в институт, — напомнил Левин.

— Да, мы совершили такую ошибку. Потому что Колесников обещал подтвердить свои россказни конкретными фактами: показать нам некий прибор, который он якобы привез со звездолета. И что же? Никакого прибора не оказалось. Именно в тот день, когда он должен был представить нам свое инопланетное чудо, прибор исчез, распался на отдельные атомы, как нам объяснил Колесников. Нет, вы только подумайте — «распался на отдельные атомы»! И это заявляет человек, претендующий на звание старшего научного сотрудника института ядерной физики! Мог ли я терпеть дальнейшее пребывание его в институте? Что ему делать у нас? Лишь получать зарплату как дивиденды за умело обставленную авантюру?

— Но Колесников был командирован в Кисловодск. Кстати, почему именно в Кисловодск?

— В Кисловодск он был командирован прежним директором, на которого по старости лет сказки Колесникова произвели, видимо, впечатление. А почему покойный Давыдов отправил его в Кисловодск? Да потому, очевидно, что сей ученый муж мог «разрабатывать» свои идеи только под крылышком собственной жены. Впрочем, я не нашел даже приказа о его командировке. Нет соответствующей записи и в журнале регистрации командировочных удостоверений Боюсь, что тут была лишь какая-то словесная договоренность Давыдова с Колесниковым. Этот авантюрист мог пойти на все.

— А как же Зорин? Он тоже до сих пор в Кисловодске.

— Я отозвал Зорина из Кисловодска. Он был послан туда, чтобы окончательно убедиться в беспочвенности утверждений Колесникова. На днях состоится его отчет в институте. Но я уже сейчас знаю, что все те небольшие успехи в экспериментах, что были получены в Кисловодске, заслуга исключительно Зорина. Это очень талантливый исследователь, давно уже работающий в области слабых взаимодействий.

— Та-ак… Значит, вся эта шумиха, поднятая вокруг нейтринной стабилизации, — просто-напросто мыльный пузырь?

— Вас интересует мое личное мнение?

— Меня интересует мнение директора института ядерной физики, — уточнил Левин.

— В данном случае это одно и то же. И я абсолютно убежден, что все неблаговидные высказывания Колесникова — мистификация чистейшей воды.

…Со смешанным чувством досады и растерянности ехал подполковник из института в Управление. Неужели Колесников действительно ввел в заблуждение не только их, работников КГБ, но и некоторые спецслужбы Запада? Но не верить информации, полученной от самого директора института ядерной физики.

— Что же будем делать, Денис Павлович? — осторожно спросил Левин, когда генерал, трижды прослушав магнитофонную запись, нервно закурил и, подойдя к окну, повернулся к подполковнику спиной.

— Пока ничего.

— Как ничего? — удивился Левин. — Теперь, кажется, все ясно.

— Для меня еще далеко не все ясно, — коротко ответил генерал. — А теперь займемся текущими делами. Да, кстати, вы познакомились с материалами допросов Чалого и его компании?

— В общих чертах. Да и какой теперь смысл?

— Теперь-то в этом и будет смысл. И еще — я хочу, чтобы вы попристальнее присмотрелись к этому Саакяну. И вообще поинтересовались обстановкой в институте.

— Вы полагаете…

— Я ничего не полагаю. Но, право же, это не помешает.

В кабинете заметно потемнело. Андрей Николаевич Зорин встал из-за стола, подошел к окну. За стеклами валил снег. Легкие пушистые хлопья вихрем неслись над парком, выбеляя дорожки, покрывая деревья тонкой ажурной бахромой.

— Вот и к нам пришла зима, — он перевел взгляд на горы. Дальние вершины совсем скрылись в плотных седых облаках.

И сразу стало грустно. Вспомнилась весна. Всплыли в памяти удивительные, полные таинственности и очарования сеансы в кабинете Татьяны Аркадьевны, воскресные прогулки в горы, первые волнения внезапно вспыхнувшей любви…