Андрей Плеханов - Особо опасная особь

— Эй ты, придурок, открой дверь, — тихо сказала Лина. — И побыстрее открой, а то парень умрет. — Она показала пальцем на Умника. — Он ведь ваш, да? Вы ведь не хотите, чтобы он умер?

Бородатый, как ни странно, увидел то, что показывала Лина. Наклонился к стеклу, всмотрелся в салон. Тоже показал пальцем на Умника. И гавкнул:

— УРИ?

Во всяком случае, так это звучало.

— Ури, — повторила Лина.

— УРИ, НА?

— Ага, урина, — кивнула головой Лина. — Сплошная урина. Открывай, мужик.

— ЛИНА? — На этот раз бородатый показал пальцем на Лину.

— Да, да, Лина. — Лина снова кивнула. — Это я. И Умник — Ури, или как там его по-вашему зовут. Мы прибыли. Вытаскивайте нас отсюда, рыжие собачки.

Бородатый неожиданно расцвел в широчайшей улыбке, несколько подпорченной отсутствием пары передних зубов. Оживился, замахал кому-то руками, снова завопил на своем странном языке — слава богу, на этот раз без мегафона. Из-за ангара вырулила машина “Скорой помощи” — самая обычная, без военных наворотов. Со всех сторон появились люди — тоже обычные, в рабочих оранжевых робах, не в камуфляже. Трое из них шустро кинули на борт грузовичка сварочный аппарат, вскочили следом, оттеснили плечами рыжего бородача — похоже, совершенно ошалевшего от счастья, и начали вскрывать скипер. Полетели синие искры... Лина закрыла глаза.

Дверь открылась, в салон ворвался свежий воздух.

— Лина? Здрявствуйти, вы Лина? — спросил голос на английском языке с незнакомым, но противным акцентом.

— Да.

— Лина Горны? Тот сямый?

— Да. Тот самый.

— А Ури? Как он есть? Он в живых?

— Пока в живых, — сказала Лина. Открыла глаза и увидела перед собой лицо пожилого человека. Впрочем, Не пожилое... просто морщинистое — как у Умника. Физиономия, не испытавшая косметических подтяжек — сразу видно, что не американец. Человек из страны, где в моде морщины на лбу и в уголках глаз.

— Ури был ранен?

— Он ранен. Тяжело ранен, понимаете? Если вы будете так долго возиться, он не дотянет...

— О, не беспокойтесь, Лина, — человек улыбнулся. — Все уже в порядке дел. Думайте, что вы дома. Мы очень вас ждать, очень. Дальше все будет хорошо.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

НЕВЕСТА ШПИОНА

День 1

Смешные нелатинские буквы остановили свой бесконечный бег, превратились в осмысленное предложение: “Конец сеанса 126”, вспыхнули на прощание розовым светом и исчезли.

Осталась абсолютная, беспросветная чернота.

Лина попыталась пошевелить рукой — не получилось.

— Все, — произнес голос снаружи, из-за пределов тьмы. — Инсталляция завершена.

— Можно отключать? — спросил второй голос. — Упакована под завязку.

— Отключай.

— Отмаялись, — первый голос вздохнул с облегчением. — Не верится даже, ей-богу. Пусть девушка поспит еще денечек, да и сам я залягу дрыхнуть на пару суток.

— Что, прямо-таки на пару суток? Позволь не поверить.

— Да ладно, Мефодьсвятополкыч, что ж вы не верите? — вальяжно спросил первый. — Я знаете как спать люблю! Особенно после таких припашек. Достали авралы хуже некуда. Вечно так — все бегом, все орут: давай быстрее, Петя, шевели задницей, поднажми еще, родина в опасности. И что? Проходит месяц-другой, спрашиваешь: ну как там наш клиент, пущен в дело? А тебе отвечают: нет пока, еще не время, нужно подождать. Вопрос: а на кой суетиться-то было? Дурдом!

— Ладно, молод еще критику наводить. Смотри за энцефалограммой.

Лина не чувствовала ни рук, ни ног. Не могла понять положения, в котором находилась, — похоже, ее подвесили в бассейне с теплой жидкостью, придали ее телу нулевую плавучесть, завязали глаза и лишили тем всякой пространственной ориентировки. Невесомость. “Сенсорная депривация” — выплыл откуда-то из глубин памяти непонятного смысла термин.

Она открыла рот и кашлянула. Челюсти слушались ее — это несло малую, но все же значимую надежду. И язык слушался. В горле что-то булькало... Бог с ним, с горлом, попробуем объяснить так, как получится.

— Неу, hеу, — сказала она сиплым голосом чудовища, вынырнувшим из лох-несских глубин. — What the hell is that? I don…t like to sleep at all, enough for me. Untie me, you, pair of ckickenheads!

— Заговорила, — констатировал первый голос. — По-английски балакает. Вы чего-нибудь поняли, Мефодьсвятополкыч?

— Понял, — сказал человек, названный Мефодьсвятополкычем. — Почему ты не поставишь себе английский, Петр? Давно пора.

— Да ну, Мефодьсвятополкыч, некогда все как-то.

— Отлыниваешь? Или брезгуешь?

— Да нет, честно некогда. И некуда ставить — в голове все забито под завязку, надо что-то выгружать, а выгружать нечего, все для дела, все сплошь полезные программы. Английский, говорите?

— Ну да, английский. Так я и сказал.

— Чуть позже. Не хочу, чтоб крыша поехала... Что она там сказала, кстати?

— Говорит, что спать не хочет. И ругается. Отпустите меня, говорит, куриноголовые, умственно неполноценные.

— Кто куриноголовые, мы? — первый голос слегка взъярился. — Скажите ей, что сама она... Коза, да. Так и скажите, Мефодьсвятополкыч.

— Сам скажи. Я по части ругательств не мастер.

— Ладно, сам скажу. Слышь, Лина? Коза ты трехрогая, вот кто! Поняла?

— I am not a goat! — заявила Лина. — You are. I can…t make it out... Smart Guy. Where is Smart Guy?

— Понимает, — удовлетворенно произнес второй голос. — Все понимает.

— Так чего же она по-нашему не говорит?

— Подожди немного, сейчас заговорит. Притуши свет. Оставь только ту лампу.

— Готово.

— Послушайте, Лина, — второй голос раздался совсем рядом, обдал ухо горячим шепотом. — Сейчас я сниму с вас гогглы. Закройте глаза, чтоб не повредить сетчатку. Вы две недели божьего света не видели.

— Don…t even hope, — заявила Лина.

Вот так. Фиг им, мучителям. Она будет делать все по-своему.

— Напрасно, Лина. На вашем месте я бы слушался умных советов...

Чернота поползла вверх и сменилась мучительно ярким светом. Лина невольно зажмурилась. Досчитала до десяти и медленно, насколько это было возможно, размежила веки. Повернуть голову не получилось — мышцы не слушались ее. Опустила глаза вниз и посмотрела на собственные ноги — голые, бледные, облепленные присосками датчиков.

Она все-таки не плавала, всего лишь сидела в кресле. Но чувствительности телу эта информация не прибавила.

— Добрый день, Лина, — сказал обладатель второго голоса. — Мы рады вас видеть. Искренне рады. Приносим извинения за временные неудобства.

Перед Линой стоял мужчина лет пятидесяти — крепкий, пожалуй, даже слегка грузный, одетый в голубой хлопчатобумажный комбинезон. На шее его висел докторский фонендоскоп. Мужик был лысым, в очках. Был... э... как это сказать... не обритым наголо, по-настоящему лысым. В настоящих очках от близорукости.