Сергей Булыга - Ведьмино отродье

- Т-так это бы... вам... да... - заикаясь, промямлил дежурный... и злобно сплюнул, закричал: - Да! В офицерскую! Дик! Дик! - и засвистел.

Шварк-шварк, шварк-шварк - и вот он, этот требуемый Дик, уже в дверях. Стоит, прижав к груди треух, пасть налево, служиво сопит. Рыжий вразвалку подошел к нему, пнул в бок и приказал:

- Порс! В офицерскую!

Дик браво козырнул и первым побежал с крыльца. А Рыжий еще глянул на дежурного, и подмигнул ему, и щелкнул ему пальцем у виска и, как Лягаш учил, высек искру, и даже шерсть немного подпалил... и лишь потом уже сошел с крыльца и небрежно свалился в коляску. Дик тотчас сунулся в ремни и побежал - бойко, вприпрыжку.

Гостиница для пришлых офицеров была совсем недалеко. Прогарцевав мимо пустых Невольничьих Лабазов, Дик круто положил на зюйд и возле Башни Предсказания Погоды взял во дворы... и резко осадил.

- Приехали!

Рыжий швырнул Дику на кус, сошел, вошел в гостиницу, представился:

- Полковник Рыш, по высочайшему.

Смотритель сразу низко поклонился и пригласил именитого гостя к столу. Стол был неплох: горячий суп, яичница, два ковыря особой тростниковой... Поев и ковырнув, Рыжий спросил, куда ему теперь.

- Селитесь, где желаете.

- Что так?

- А все уже на промысле. Голяк. Остались только ветераны.

Ладно. Рыжий поднялся на второй этаж, прошел по коридору, глянул туда, сюда - и выбрал себе комнату с видом на Океан. Когда смотритель, низко поклонившись, вышел, Рыжий сел на пуфарь и задумался. Невдалеке, на отмели, на черепашьей ферме, старшой ругал подлапного за нерадивость. Ганьбэйцы обожают черепах. А что! Из черепах у них жаркое, суп, яичница. А черепашьи панцири, тут в них полгорода шатается. И вообще, как это принято считать в Ганьбэе, первым родился, вырос и уже успел забуреть Океан, а суши, земли, еще не было, земля была на дне, земля еще была яйцом, и лишь потом уже из этого яйца вышла она, Аонахтилла, и поднялась со дна и поплыла по Океану, и панцирь ее - диск, овал, а никакой не треугольник, пусть даже и разумный; вот какова она, наша земля - спина Аонахтиллы, кость, и все мы - черепашьи дети, от черепах нам жизнь, и если твоя грудь, твоя спина становятся так же крепки, как черепашья кость, только тогда тебя уже можно называть существом, ибо ты уже действительно существуешь, ты понял сущность этой жизни, а остальные, эти крысы сухопутные, они...

Ну и так далее, не стоит даже повторять. Да и отвлекаться не стоит. Так, значит, вот что уже сделано: бежал - и добежал. Дежурный, надо полагать, уже поставил в твоем деле номер и подшил, и припечатал... А что там припечатывать?! Ты ж к красной книге даже не притронулся. А то, что в черной написал, так черная, кому она нужна?! Ее два раза в год - весной и осенью - отвозят в Бурк и там с нее снимают копии; Ганьбэй не выдает своих, но Бурк хотя бы для виду желает знать, кто здесь у них прячется, в этом беспутном Ганьбэе. Вот что такое для Ганьбэя черная - это чистейшая формальность. А вот зато красная, та сразу идет на стол к самому Кроту. Ого, Кроту! Ты так и брякнул там - "Кроту"! Хр-р! Р-ра! Рыжий вскочил и заходил по комнате. Зачем было? Вот бы... Ну да... Хотя... И долго так ходил, а то стоял, смотрел в окно, на рейд, на горизонт... и даже дважды доставал заветную монету, вертел ее... и прятал, вновь ходил... Потом, немного успокоившись, лег на пуфарь и отстучал по переборке сообщалку, в которой приказал смотрителю подать ему сигару и газету.

Смотритель, легкий на стопу, быстро управился, принес, денег не взял. И это правильно. Рыжий развалился в кресле, закурил. Сигара оказалась крепкая, душистая. А вот зато газета - старая, помятая, "Зюйд-Вест" за пятое число. На первой стороне шли новости по городу. Еще указ о том, где и когда можно играть на интерес. Еще список вернувшихся из плена. Еще курс обмена валют и рабов. Караульный режим. Гороскоп. Бои у Мелюстей - записки очевидца... Рыжий прочел, нахмурился, перевернул страницу: взгляд нехотя скользнул по заголовкам. Советы штурману. Кроссворд. Волнения в Морляндии. Дангер, соломенный вдовец...

Что?! Рыжий отложил сигару и стал читать внимательно. Прочел. Закрыл глаза. Открыл, опять прочел... Да, вот так: "После подобного печального известия супруга короля, забрав с собой обоих сыновей, тайно бежала в Дымск. Там ее приняли восторженно. Некто Скрипач, первый равнинский воевода..." Р-ра! Князь ушел! Удар - вот каково было печальное известие; старик упал, играя в шу, и уже больше не поднялся. Три дня, как здесь написано, лежал, но говорить уже не мог, и были посланы гонцы к Урвану и Юю. Урван не отозвался, а вот зато Юю... А Дангер... Да! Теперь грозит Дымску войной, но, видно, не решится. И так уже всеобщее посмешище! Хотя...

Рыжий вскочил и отстучал: "Еще газету!", принесли, он прочитал... Но больше о Равнине не нашел ни строчки. Сидел, смотрел в окно, сжимал в горсти заветную монету. Монета жгла. А помнишь, на реке... Вздохнул. Теперь-то что об этом вспоминать! Теперь Юю - владычица Равнины. Теперь даже Скрипач, тот самый увалень... А что?! Так и должно было случиться, ибо у каждого своя стезя - кто когти рвет, кто мечется, а кто-то тихо, но весьма исправно служит, живет, как надо, как заведено, и получает то, что ты не удержал. Да и теперь бы ты не удержал, не смог, ума бы не хватило. Да, вот именно, ума! Ибо на это тоже нужен ум, только другой ум, особенный, но вам - тебе и всем таким, как ты, - в этом обидно признаваться, и вот вы начинаете плести о чести, гордости и о делении на нас и на других, и строите Башни, и прячетесь в них, и сверху, с них...

Стучат. Настойчиво! Рыжий встряхнулся, сел, прислушался. По переборке: "К вам портной. Как быть?" Рыжий, подумав, отстучал "Приму". И заходил по комнате. Портной! Вот, в самый раз, теперь вот, больше нечего. Или... Да! Р-ра! И Рыжий встал возле двери, насторожился...

Да только зря - подвоха не было, пришел действительно портной плешивый, узкогрудый, слеповатый. Сперва, еще на пороге, портной с большим почтением расшаркался, а после как-то боком подошел к столу и положил на него... и ловко, по-фиглярски, развернул то, что принес, вздернул на плечиках...

Ого! Рыжий даже присвистнул. Портной держал двубортный, длиннополый, отменного бархата алый лантер с кружевными лампасами и аксельбантами. Полковничий, гвардейский! И Рыжий, приосанясь, приказал:

- Накинь!

Портной накинул на него лантер. Рыжий, косясь на зеркало, прошелся взад-вперед... и радостно оскалился, полез в карман...

В кармане зазвенело! Рыжий удивленно поднял брови, спросил:

- Откуда сор?

Портной заулыбался:

- Это ваше! Так было велено...

- Нет! Р-ра! - и Рыжий выгреб из кармана горсть серебра, поморщился, сказал: - Держи, горбач!

Портной конечно же подачку взял и еще долго кланялся, благодарил и обещал, что если вновь появится нужда в шитье, то он конечно же...