Ларри Нивен - Парк грез

Холли и Мэри-Эм были шокированы, и Мэри-Эм рванулась было за всхлипывающей девушкой, но Холли крепко схватила ее за руку, заставляя продолжать пение.

А когда я очнулся, то обнаружилЧто остался один, без меча.Теперь мое оружие — дубина.Не очень-то удобная, но послушная деревяшка.

Мэри-Эм освободилась от хватки Холли и некоторое время молча смотрела на нее.

— Знаешь, Холли, я не уверена, что это была хорошая мысль, — наконец, произнесла она.

— Не обращай внимания, Мэри, — засмеялась Фрост. — Кто мог знать, что малышка такая пугливая?

— Я должна была это понять. И ты тоже. Мы обязаны были прислушаться — ведь она говорила, что не поет перед зрителями…

Холли отступила назад и неуверенно взглянула на нее:

— Кажется, сегодня все чересчур чувствительно настроены. Я не замечала раньше, чтобы ты защищала ее.

Две женщины несколько мгновений пристально смотрели друг на друга, а затем Холли резко повернулась и пошла прочь.

Странно, но остальные игроки почти ничего не заметили. Одни пели, другие окружили Оуэна и Марджи, которые рассказывали о старинных играх.

— … двери могли открываться в любую точку пространства и времени. Как-то мы исследовали подземелье и, открыв дверь, обнаружили игровой зал и самих себя в нем. Один из игроков застрелил Мастера игр из арбалета, и все подземелье мгновенно исчезло!

Были допиты остатки пива и доедены последние кусочки пиццы. Парочки разбредались в разные стороны в поисках укромных местечек. Впервые с тех пор, как Гриффин увидел ее, Мэри-Эм выглядела совсем расстроенной.

Из леса, покачиваясь, вышел Эймс с банкой пива в руке. На лице его застыла напряженная улыбка. Он подмигнул Мэри-Эм, и она сложила руки на груди, засунув ладони подмышки.

— Что это ты так уставился, Эймс?

Он засмеялся, а потом заговорил ласковым голосом, которым обычно разговаривают со слабоумными или детьми:

— В чем дело, милая? Немножко не по себе сегодня?

Остальные умолкли. Гриффин почувствовал сгустившуюся в воздухе опасность.

«Мы сходим с ума?»— подумал он.

Он хотел крикнуть и предупредить их, но почувствовал, как руки Акации стали гладить его шею. Ее прикосновения были такими приятными, такими успокаивающими, что у него пропало всякое желание что-либо делать. Он сидел и смотрел.

«Будь что будет, — подумал он. — Я и так уже по уши в дерьме».

Он затряс головой, как пьяница после третьей безуспешной попытки подняться.

«Что, черт возьми, было в этом пиве?»

— Знаешь, Мэри-Эм, — сказал Эймс. — Ты мне совсем не нравишься. Ты одна из самых уродливых и смешных маленьких ведьм, которых мне только приходилось видеть, и мне так хочется…

Рука Мэри-Эм выдвинулась вперед, словно поршень, и маленький крепкий кулак угодил Эймсу прямо в пах. Он вскрикнул и перегнулся пополам, при этом автоматически пытаясь нанести размашистый ответный удар. Мэри-Эм пригнулась, затем выпрямилась и обеими руками ухватила Эймса за волосы. Подпрыгнув, она ударила коленями ему в лицо.

Эймс отшатнулся и попятился. Лицо его заливала кровь. Задев костер, он неуклюже подпрыгнул, пытаясь не упасть в огонь. Затем тело перестало повиноваться ему, и Эймс сначала медленно опустился на колени, а затем ткнулся окровавленным лицом в землю.

Мэри-Эм смотрела на него, и слезы текли у нее из глаз. Она вытерла щеки пухлой рукой, а затем, пошатываясь, побрела к своему спальному мешку и свернулась на нем, всхлипывая.

Все в изумлении наблюдали эту сцену, а затем, смущенные, опять разбились на группы. Гриффин ощутил сильное желание вскочить и сделать что-нибудь, но рука Акации опять сдержала его.

— Не беспокойся, — прошептала она, приблизив губы к его уху, так что он ощутил ее теплое дыхание. — С ними обоими все будет в порядке.

Он тщетно пытался обнаружить в себе удивление, возмущение или еще какое-нибудь соответствующее ситуации чувство.

— Тогда ладно. Что у нас на повестке дня, еще песни?

Она взяла в ладони его лицо и коснулась губами его губ.

— Se algunos juegos para mayores, hombre, — прошептала девушка.

Гриффин немного говорил по-испански, но выражение ее глаз не нуждалось в переводе. Он с трудом владел своим голосом.

— Может, поиграем в следопытов?

Ее улыбка обожгла его. Акация поднялась, а затем нагнулась, скатала свой спальник и взглянула на него из-под полуприкрытых век.

— Думаю, он нам может пригодиться.

Ошеломленный и растерянный, не до конца отдавая себе отчет в том, что делает, он кивнул и взял под мышку свой спальный мешок. Вдвоем они нырнули в темноту ночи и продолжали идти, пока огонь костра и голоса не остались далеко позади.

Акация нежно, почти робко поцеловала его.

— Здесь?

Молча он расстелил свой спальный мешок. Они соединили два спальника и сели рядом, не отрывая глаз друг от друга.

— Я не… я правда не думала, что это случится, Гэри.

Она немного отодвинулась, и он протянул руку.

Алекс знал, что должен на это ответить, и с трудом заставил повиноваться свой непослушный язык:

— Ты не обязана этого делать, если не хочешь. — Он старался, чтобы слова звучали убедительно.

— Мы оба прекрасно знаем… — она хотела что-то сказать, но он притянул ее к себе.

Поцелуй длился целую вечность, и Алекс полностью утратил способность логически мыслить. Кровь его вскипела. Акация обнимала его, и он ощущал ее беспокойство.

— Помоги мне, Гэри. Я ничего не понимаю. Не понимаю. Я хочу тебя, но не знаю, что со мной происходит.

Ее голос был беспомощным, как у маленькой девочки… но кожа такая гладкая и горячая, что он не мог остановиться и все гладил и гладил ее. Волнение и ожидание светились в ее глазах, когда он помогал ей освобождаться от одежды. Она прильнула к нему, крепко сжав пальцами его плечи. Когда, наконец, он натянул на них спальник и обнял ее, она закрыла глаза шепча:

— Пожалуйста, пожалуйста, Гэри…

Гэри. Не Алекс. Он заколебался, глядя в ее испуганное лицо. Он чувствовал огонь, охватывающий его разум и тело, но откуда-то нашел в себе силы отстраниться.

«Что-то здесь не так. Она не… Мы сходим с ума, как и все остальные… Лопес не мог накачать нас наркотиками, но… »

Затем она крепко прижалась к нему, и все вопросы исчезли. В ее глазах Алекс тоже видел удивление и страх, но потом их заслонило что-то огромное, захлестнувшее и его самого. Время остановилось, и они теперь были не двумя стремящимися друг к другу человеческими существами, а одним телом с четырьмя руками и четырьмя ногами, живущих своей собственной жизнью.