Валерий Заворотный - Кухтик, или История одной аномалии

Бермудянский иногда ещё пробовал украдкой считать шаги, добираясь до института по старой разбитой дорожке, где давно уже никто не ходил. Но результаты теперь можно было не записывать. Одно и то же проклятое число получалось каждый раз. Одно и то же...

Академик пытался пересилить себя, навсегда забыть обо всем и отказаться от бессмысленного занятия. Но помойка притягивала его, как магнит. Всякий раз, вышагивая по злополучной тропе, Бермудянский, твердил про себя: "Один, два, три, четыре... сто один, сто два, сто три..."

Это было постыдно и глупо. Это было, в конце концов, смешно.

Все! Сегодня он в последний раз пройдет здесь. И пройдет как нормальный человек, без этих дурацких фокусов. Он просто ступит на эту заваленную мусором дорожку и обычным шагом пойдет домой вдоль обычной помойки...

"Один, два, три, четыре, пять..."

Идиотизм. Полный идиотизм!

"...Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три..."

Вы, батенька, в маразм впадаете. У вас, батенька, с мозгами не все в порядке.

"...Триста одиннадцать, триста двенадцать, триста четырнадцать, триста пятнадцать..."

Молитесь Богу, уважаемый, что вас никто не видит... Позорище!

"...Триста двадцать шесть, триста двадцать семь. Стоп!!"

Вот так, оказывается, сходят с ума...

Иванов-Бермудянский сделал последний, ТРИСТА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ шаг и остановился.

Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда!

Медленно, пытаясь унять стучавшее в ребра сердце, он повернулся.

"Спокойно... Только спокойно..."

Академик несколько раз глубоко вдохнул, сжал пальцы и осторожно, как по минному полю, двинулся назад по узкой тропе.

Он шел, воровато оглядываясь.

"...Триста двадцать... триста двадцать три... триста двадцать четыре... триста двадцать семь!"

Случайно выглянув из окна, заместитель директора Института Пространственных Аномалий увидел у главного подъезда своего шефа. Тот тщетно пытался вскарабкаться по ступенькам. Академика шатало из стороны в сторону. Сделав пару нетвердых шагов, Бермудянский запрокинул голову, взмахнул руками и повалился на землю.

- Врача! Машину! - заорал заместитель и бросился вниз по лестнице...

* * *

- Машина ждет, - сказал секретарь.

Он повременил, ожидая, не будет ли ещё распоряжений, и исчез, неслышно прикрыв за собой дверь. Микки тяжело поднялся с кресла.

Все было плохо. Все было очень плохо.

Первый Демократ вышел из кабинета, миновал приемную, прошагал по длинному коридору и спустился по лестнице. Пройдя через огромный вестибюль дворца, он мельком глянул на охранника, вдохнул прохладный весенний воздух, немного постоял у подъезда и сел в машину.

Груз неразрешимых проблем давил на Президента одной шестой части суши. Только сегодня утром Микки два часа выслушивал своего Главного Министра, который плаксивым голосом зачитывал ему длинный перечень бед и несчастий.

Все шло из рук вон плохо.

Ко всем прежним проблемам прибавилась ещё одна. Возможно - самая опасная.

Не было согласия между провинциями. Осмелевшие Местные Начальники все чаще намекали, что их провинции хотят жить отдельно. Сами жители в провинциях тоже начали устраивать митинги и требовать отделения. При этом те "как-бы-вроде-страны", где жили чуть лучше других, заявляли, что отделяются, потому что не хотят жить хуже. А те, где жили хуже, заявляли, что отделяются, потому что хотят жить лучше. Местные же Начальники понимали, что сами они, отделившись, будут наверняка жить лучше. Не придется ни с кем делиться.

Все провинции обвиняли Центральную и вспоминали о том, как Великий Вождь уничтожил тысячи жителей в их городах и селах. Хотя в её селах и городах он уничтожил не меньше.

Центральная провинция тоже бурлила. Недавно состоялись выборы в провинциальное Народное Толковище. Затея эта поначалу не предвещала никаких осложнений, и Высший Партийный Орган против выборов не возражал. Там, посовещавшись, решили, что одним Толковищем больше, одним меньше - невелика разница.

Народное Толковище Центральной провинции избрало свой Верхний Совет. И тут начались сюрпризы.

Председателем Верхнего Совета неожиданно стал Большая Елка. Как это произошло, никто не мог объяснить. Перековщики составляли в Толковище не такую уж большую часть. Но Местные Начальники, уже плохо соображавшие, что происходит, не сумели во-время объединиться и протащить кого-то из своих. Елка же развил бурную деятельность, сплотил перековщиков вокруг себя, задурил Начальникам головы, пару раз грохнул кулаком с трибуны, и те, услышав привычный звук, окончательно растерялись.

Все это Первый Демократ наблюдал сам, сидя на Толковище Центральной провинции в качестве почетного гостя.

На пост заместителя Большой Елки выбрали никому не извест-ного провинциального профессора, фамилию которого Микки не запомнил. Сам Елка называл его Булатиком. Никто из Начальников профессора тоже не знал. Но поскольку тот производил впечатление тихого и мирного человечка, многие понадеялись, что он сможет хоть как-то сглаживать Елкины безумства.

Однако этим сюрпризы не исчерпывались. На том же Толковище, пока Начальники ещё не пришли в себя, Елка протащил решение о выборах Президента Центральной провинции. Причем выбирать Президента предлагалось всем жителям, а не только участникам Толковища. Разумеется, и снять его в случае чего те не смогли бы.

Было совершенно ясно, что Елка сам постарается стать Президентом. Получить такой подарок никому не хотелось. Местные Начальники, и без того волком смотревшие на Первого Демократа, теперь совсем потеряли голову. Высший Партийный Орган, срочно созванный по случаю выборов, повелел лечь костьми, но не допустить Елку к власти. На Микки вылили ведро помоев. Единственным, кто защищал его, был Старый Друг. Даже Консенсус быстро переметнулся на другую сторону.

По решению Высшего Органа Микки приказал стать кандидатом в президенты Центральной провинции своему Главному Министру. Тот похныкал, но согласился. На пост заместителя президента выдвинули одного из генералов. Он должен был ездить вместе с министром по стране, выступать вместе с ним на митингах и следить, чтобы тот не расплакался на трибуне.

Но выбор оказался неудачным. Елка, недолго думая, тоже взял себе в заместители генерала. Бравый вояка, которого звали Усач и который кроме роскошных усов имел ещё голосище под стать своему шефу, понравился жителям больше, чем генерал Главного Министра. Да и сам министр по сравнению с Елкой выглядел хиловато.

На предвыборные митинги собирались толпы народа. Повсюду пестрели плакаты и лозунги. Жители устраивали шествия, размахивали флагами и несли транспаранты со словами: "Большой стране - Большую Елку!"