Светлана Ягупова - Твой образ (Второе лицо)

После того как практикантка неожиданно облегчила задачу, посвятив больного в курс событий, Косовский по-иному повел себя с ним. Каждое утро сеансами гипнотерапии больному внушали, что его мозг и тело находятся в полном согласии, что тело не причиняет ему никаких неудобств, что оно, каким бы ни было, — его, настоящее, живое, родное и любимое. По некоторым признакам сеансы имели успех — исчезли ипохондрия и депрессия, тяжелая углубленность в себя. И все-таки угрюмый тип со взглядом мизантропа и циника не был похож ни на Бородулина, о котором Косовский кое-что узнал от его жены, ни на любимого ученика. Это был новый человек с неизвестным, как у младенца, прошлым и будущим.

Няни жаловались, что постоянно приходится выметать из палаты осколки зеркал. Когда же персоналу было запрещено покупать зеркала, больной устроил бунт, объявил голодовку, грозился разбить трюмо в коридоре. Пришлось махнуть рукой, и опять няни с ворчанием выметали осколки. Каждый день больной подолгу смотрелся в зеркало, швырял его об пол и просил купить новое. Будто в том, новом, надеялся увидеть свой прежний облик. Тогда Косовский отдал распоряжение, которое поначалу многих возмутило. Клин вышибают клином, решил он и приказал зазеркалить часть потолка над кроватью. Пусть изучает себя во всех деталях и в любое время. Кое-кому это показалось издевательством, но он настоял на своем. И что же? Оперированный вдруг притих. Часами лежал и обследовал свой новый образ, как бы приспосабливаясь и привыкая к нему. Он будто прилаживал его к себе, как дурно сшитый костюм и, казалось, обдумывал, как сделать, чтобы тот был по фигуре. В минуты такого самоуглубления Косовский старался не мешать ему. А постовой сестре посоветовал, чтобы та почаще оставляла теперь больного наедине с собой.

Было мучительно думать, что личность Некторова невозвратно потеряна, искать и не находить в интонациях его голоса, в настроении и поступках того веселого и удачливого жизнелюба, каким он был. И Косовский окончательно поверил бы, что Виталий Некторов исчез со своим телом былинного богатыря, если бы не те первые минуты его выхода из коматозного состояния. Знакомая ироничность, профессиональная осведомленность, интерес к лабораторным делам — все говорило о том, что операция прошла успешно, что мозг Некторова функционирует отлично.

— Миша, ты опять в облаках витаешь, — Зоя Павловна придвинула к нему чашку чая.

Косовский машинально выпил его и встал.

— Немного отдохну.

— Поздно уже. Ночью опять не уснешь.

— Вот и хорошо. Надо статью закончить. Если позвонят из клиники, разбуди. Для газетчиков меня нет.

Ом прилег. Но сон не шел.

Вот уже полтора месяца после операции, а пресса не успокаивается. Да оно и понятно: то, к чему многие годы готовился целый отряд нейрохирургов в разных концах страны, — свершилось. И не где-нибудь в столице, а в скромном областном центре. Ничего удивительного. Нынче даже самые отдаленные медпункты оснащены современным оборудованием. Нейрохирургическое отделение клиники известно за пределами не только области, но и страны. Не зря в прошлом году на международный симпозиум пригласили всех троих — Некторова, Петелькова и его. А потом к ним приехал известный итальянский профессор Ламберти и был в восторге от результатов трансплантации. Ламберти тоже один из первых, кто решился на пересадку не головы, как было до сих пор, а самого мозга. «И господу богу эта операция сделала бы честь», — сказал но банкете знаменитый итальянец. Но Косовского в этом деле меньше всего интересовал престиж. Не слишком ли был увлечем им Ламберти? И не оттого ли его подопытные не протягивали более двух часов? Зато Эрика жила одиннадцать дней, и вот уже скоро будет два месяца, как здравствует Клеопатра. Сохранились записи Некторова о состоянии шимпанзе, и как было бы ценно… Нет, об этом не стоит и думать. Предложить Некторову описывать собственные ощущения и действия — не слишком ли! Хотя и сам мог бы додуматься до такого, коль ученый. Да только не бывать этому. Стоит вспомнить хотя бы сегодняшний разговор…

— Все-таки чей я подопытный — ваш или Петелькова? — с издевкой спросил больной. — Помнится, Клеопатру приезжали снимать с телестудии. Почему же пренебрегают мною? Не хотите ли вы с Петельковым пожать лавры сами? Кстати, вам еще не присудили Нобелевской премии?

Пришлось парировать горькой шуткой:

— Не волнуйся, перепадет и тебе. Как-никак ты был но только нашим материалом, но и соавтором.

— Растроган, — усмехнулся он. — Но интересно, как зарегистрировали в документах — кто из нас донор, я или Бородулин? И что к чему пересадили? Мою личность к нему или мое тело к его личности? Кого теперь во мне больше — Бородулина или меня самого? Ах, как много со мной проблем! Первая жилищная. Не сидеть же мне в клетке с Клеопатрой. А мать и жена вряд ли признают меня. Может, дадите кооперативную или особнячок какой? Или жить теперь с бородулинской супругой и его детьми? А если не с ними, то придется ли платить алименты? Это ведь мое нынешнее тело произвело на свет двоих детей.

— Перестаньте юродствовать, — рассердился Косовский.

Но Некторова понесло.

— Ай-ай-ай, доктор, сколько хлопот у вас со мною! Какие морально-этические проблемы! Ну скажите на милость, как я в таком обличье явлюсь к своей жене? Мы ведь, извольте знать ребеночка ожидаем.

Косовский еле сдержался, чтобы не нагрубить, и, хлопнув дверью, ушел.

Подобные стычки случались каждый день. Колоссальная психическая нагрузке, выпавшая на долю Некторова, не шла а сравнение ни с чем. Робинзоны на необитаемых островах, узники в камерах-одиночках, летчики в горящих самолетах — все они имели хоть несколько шансов надежды. А тут телесная тюрьма, из которой не видно выхода. Есть отчего впасть в отчаяние. Даже самые отверженные не переживали, должно быть, такого одиночества и потрясения. И Косовский понимал любимого ученика. Но как помочь ему? Успокаивать пошлыми сентенциями, вроде той, что с лица воду не пьют или встречают по одежке, а провожают по уму и т. д.? Один факт переселения в чужое тело хоть кого собьет с панталыку. Когда же добротную, эффектную оболочку подменяют чем-то весьма невзрачным, то и вовсе свихнешься, Ох, Виталий, и угораздило же тебя… Ну, а если еще кого-нибудь? Не выступить ли перед коллегами с заявлением о том, что подобные операции должны быть исключены из медицинской практики? Непосильно мозгу человеческому справиться с этаким новосельем. Впрочем, делать какие-то выводы рановато. Кто знает, на что способно скромное серое вещество в наших головах.

Зазвонил телефон. Жена сняла трубку и с несвойственной ей чопорностью сказала: