Север Гансовский - «ПМ-150»

Было непонятно, что это за остров – Кронштадт или не Кронштадт? И вообще, трудно было догадаться, где располагается тот Ленинград, который он знал шестьдесят лет назад. Старый город узких улочек, мостиков над сонными каналами, над Фонтанкой и Мойкой.

Андрей оглянулся. Позади него дубовая аллея упиралась в купола институтских зданий. Ему пришло в голову, что место, где он сейчас находится, тоже очень красиво смотрится с тех дальних холмов и проспектов. (Он не помнил таких холмов под Ленинградом и подумал, что их, должно быть, насыпали.) Аллея, где он стоял, внизу переходила в широкую лестницу, которая вела к движущейся дороге, огибавшей гору.

Ему стало страшно спускаться вниз – на перекрещивающихся трассах было так легко заблудиться с непривычки. Постояв еще немного, Андрей повернулся и пошел обратно, углубляясь в парк.

Поворот, еще поворот…

Видение огромного города не оставляло его. Конечно, старый Ленинград был тоже красив. Нева, дворцы, вздыбленные Клодтовы кони. Но здесь была другая красота – безграничной мощи, бесконечных просторов, размаха и смелой простоты архитектурных решений.

Он вспомнил о «ПМ-150» и покачал головой. Зачем же они делают эту машину, которая будет мыслить? Разве люди в будущем захотят трудиться над формулами и расчетами, если с этим сможет легко справляться вот такая «ПМ»? На мгновение ему представилась жуткая картина. Толпа жалких полуобезьян возле машины, которая вдруг испортилась. И это на фоне гаснущего солнца, остановившихся дорог, обледеневших кораблей и звездолетов. К чему этот риск, когда Земля так великолепна?

А впрочем, может быть, он не вполне понимает современных людей. То, что кажется ему опасным, на самом деле ничем не грозит.

Он уже устал от впечатлений этого утра и проголодался. По аллеям шли люди. Разнообразно одетые. Женщины в коротких, до колен, туниках, женщины в плащах разных оттенков, женщины в платьях. Мужчины тоже в плащах, некоторые – с одними только повязками вокруг пояса. Очень многие – больше половины – были босиком. Все загорелые, сильные, атлетически сложенные. И все – и мужчины и женщины – молодые. Казалось, во всей толпе нет человека старше двадцати трех, двадцати четырех лет. (Он вспомнил утверждение Скайдрите, что молодость длится теперь до семидесяти).

И у всех были свои дела, свои интересы. Негромкий говор стоял над аллеями, сверкали белозубые улыбки. Дважды Андрей встретил в толпе людей, одетых по меньшей мере странно. Один раз это была девушка в костюме средневекового трубадура, а другой – молодой человек во фраке и узких клетчатых панталонах гоголевских времен. Но никто не обращал внимания на эти несовременные одежды.

На лугу несколько девушек под гитару разучивали танец. Одна, смуглая, с лукавыми блестящими глазами, вдруг птицей помчалась прямо к Андрею. Он, смущенный, попятился, чтобы пропустить ее, но она остановилась, повернулась и через миг мчалась уже в другую сторону.

Утром, когда Андрей шел в институт, на аллеях было совсем пусто, а теперь, в одиннадцать часов, народу все прибывало. Казалось, будто в садах и парках развертывается какой-то праздник. (А может быть, это был всего лишь обеденный перерыв? Андрей не знал, работают ли теперь на Земле в определенные часы или по какой-нибудь другой системе. Но огромный город с движущимися дорогами, гигантские здания да и прекрасные парки – все было порукой тому, что люди, окружающие его, далеко не бездельники.) Почему-то Андрею было неловко спросить, как найти ту группу корпусов, где он остановился, справиться, куда обратиться, чтобы поесть. Несколько раз он замечал обращенные на себя внимательные и быстрые взгляды. По-видимому, он чем-то отличался от других.

Сумеет ли он ужиться с людьми нового поколения?

Картина Оресты вдруг стала перед его глазами. Желтое небо, ослепительное солнце, черные резкие тени, которые отбрасываются скалами. Грохот сыплющихся огромных камней, рев моторов, скрежет, свистки – все это слышно даже через скафандр. Он сам в напряженной позе, тянущий кабель к остановившемуся гигантскому бульдозеру. Другие такие же черные фигуры в скафандрах. Каждый кажется исполином, потому что чудовищно велика сила машин, которыми они руководят. Грохот взрыва вдали и взметнувшееся синее пламя. Кругом, до далекого горизонта, ни деревца, ни кустика, ни травинки

– планета, которая еще не знала жизни… Он подключает кабель, черная фигура в кабине машет ему рукой. Бульдозер поворачивается и сразу сдвигает холм. Опять сыплются камни, а он стоит, и руки гудят от напряжения…

Да, все было просто. Каждый знал свое место…

– Андрей!

Он как будто вынырнул из воды. Кругом была зелень деревьев, и Скайдрите длинными, легкими прыжками бежала по аллее к нему.

– Куда же вы исчезли? Знаете, как трудно было вас найти! Я расспрашивала у прохожих.

– Да?

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. И потом оба сразу почувствовали, что не знают, о чем сейчас говорить.

Скайдрите нашлась первая:

– Послушайте, неужели вы не проголодались? Я – ужасно. Идемте обедать.

– А куда?

– Идемте.

Они продрались через кусты, пошли лугом, затем – вокруг пруда с водой такой чистой и прозрачной, что на большой глубине с берега видны были длинные водоросли и медлительные серебристые рыбы.

«Надо о чем-нибудь говорить, – подумал Андрей. – Глупо, что я молчу. Невежливо».

Он откашлялся.

– Погода какая прекрасная! В мое время в Ленинграде часто шли дожди.

Девушка бросила на него быстрый взгляд.

– О, теперь дожди пускают только по ночам. С двух до четырех. А в июне дождь будет каждую ночь по три часа… Вот мы пришли.

Они сели за столик на лугу, и к ним тотчас подошла девушка в белом передничке. Скайдрите заказала, девушка вернулась с большим подносом. Она поставила тарелки на стол, вдруг взялась за лямки передника и сняла его.

– Пожалуй, я поем вместе с вами. У вас не интимный разговор?

– Садитесь, – кивнула Скайдрите. – Меня зовут Скайдрите. А это Андрей. Он с Оресты.

– Меня зовут Анна, – сказала официантка. – Я сразу поняла, что вы только что прибыли на «Лебеде». У тех, кто давно не был на Земле, первое время какие-то странные лица. Но через три-четыре дня их уже не отличишь.

Они ели что-то карминно-красное, освежающее и вкусное.

– А вас я видела в балете «Атомный век», – сказала Анна Скайдрите. – Вы танцуете превосходно. Гораздо лучше, чем «ПМ-150». И вы знаете, я поняла, почему танец модели неинтересно смотреть. Дело в том, что в человеческом танце всегда есть разрыв между звуком и движением танцора. Разрыв небольшой – какие-то доли секунды, – но все-таки он дает зрителю возможность предвосхитить следующее движение и как бы участвовать в танце. А у модели этого нет. Звук следует вместе с движением.