Даниэль Смушкович - Зазеркальное утро
Дел не нашлось. С решимостью отчаяния Эйела разбила стакан и убрала осколки, убив тем самым еще четверть часа. Потом открыла дверь и вышла в коридор.
Конечно, не случайно он так злился и гневался на нее. Он переносил на Эйелу злобу, испытанную когда-то, где-то, на кого-то, кто очень напоминал ее. Если она сумеет доказать ему, что она - сама по себе, что она не его кошмар...
Бывший фельдшер на ночь не запирался - зачем? Он еще дремал под громовое тиканье дряхлого, по временам впадавшего в маразм будильника. Эйела присела на край кровати; Ретт застонал и отвернулся к стене, потом внезапно дернулся к девушке и прижался лицом к ее бедру. Она взяла его за руку, и сидела так, в тишине, почти час. Потом в окно заглянуло солнце, луч света упал на лицо фельдшера. Тот заворочался и внезапно открыл глаза. На мгновение лицо его озарилось изнутри темнотой, ядовитым страхом, потом расслабилось.
- Что ты тут делаешь? - требовательно спросил он, садясь в постели.
- Я пришла извиниться и... - Слова, только что нетерпеливо приплясывавшие на языке, куда-то удрали, и Эйела осталась немой. Пауза неприлично затягивалась.
- И? - повторил, наконец, Ретт.
- И... - беспомощно выдавила Эйела, чувствуя, что лирическая сцена неумолимо переходит в комическую. Она зажмурилась и быстро, чтобы не передумать на середине фразы, произнесла:
- Расскажи мне о... о том, что с тобой было.
- Нет. - Прозвучало это не холодно, как опасалась Эйела, но вполне твердо. - Не надо.
Ретт аккуратно высвободил руку. Эйела вновь схватила его.
- Не уходи, - потребовала она.
- Да я никуда и не ухожу, - ответил Ретт. Обострившимся зрением Эйела уловила, как изменилась его осанка: он сжался, словно уменьшился ростом, свернулся - внутрь себя. Солнечный свет из золотого стал серебряно-жемчужным.
- Уходишь! - возразила девушка. - Не уходи! Не бросай меня!
- Но я здесь! - Ретт, кажется, сердился, но скорее по привычке - на него тоже действовало это зазеркальное утро.
- Нет! - Теперь уже Эйела высвободила руку. - Ты - т_а_м! Ты до сих пор там!
В эту минуту, глядя в его глаза, Эйела поняла, что была права в своих догадках. Этот человек действительно жил только прошлой болью. Как он назвал себя тогда - "профессиональный мерзавец"? Сколько лет он существовал так - два? три? пять? культивируя в себе холодную черствость, отвергая окружающих, с упорством самоистязания вновь и вновь переживая ту, мертворожденную любовь к милой бездушной красотке из хорошей семьи, и копя в душе черный яд, неторопливо точивший его изнутри?
- Иди ко мне! - воскликнула она. - Вернись! Я люблю тебя! - Она сама не знала, как сорвалась с губ последняя фраза: в ее планы вовсе не входило объясняться с ним в любви. Но слова скользнули в жемчужный свет, и обрели реальность.
Он медленно повернулся к ней, и словно утопающий в спасательный круг, вцепился в ее руку, и уже не отпускал.
Они пережили эпидемию. Они пережили и Смутное время, когда сот шел против сота, и Аргита дралась сама с собой. Вместе они пережили все - Ретт и Эйела Миаррах. И жизнь их была долгой и ясной, как вечер поздней весной, и род их не прервался. Пусть же свет солнц осенит тех, кто прочел этот бесхитростный рассказ, ибо сказал Пророк: "Пусть полон будет ваш дом и златом, и скотом, и детьми; да будет над вами благословение, ибо светла любовь перед Господом".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});