Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не собирался нарушать клятву.

Однако внимание его привлекла шкатулка – не кипарисовая, не деревянная, не железная, а как бы из меди, по крайней мере, поблескивающая, как медная. Не было видно никаких замков или запоров. Рыцарь устало дотянулся до шкатулки и удивился еще больше: она весила так, будто ее набили золотом или тем жидким тусклым металлом, который алхимики считают отцом всех металлов вообще; ни одна вещь не должна столько весить.

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз захотел увидеть содержимое шкатулки.

Действительно, никаких замков, никаких запоров. Однако на крышке, выпуклой и тускло поблескивающей, алела некая округленная вдавленность, к которой палец рыцаря прикоснулся как бы сам собою, как бы нехотя. Сейчас он, честный рыцарь Андрэ де Дюрбуаз, глянет в шкатулку и бросит ее обратно в груду захваченной у ромеев добычи – ведь все эти вещи принадлежат святым паладинам.

– Храни меня Бог!

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз много слышал о мерзостях грешного города.

Он слышал, например, что жители Константинополя бесконечно развращены, что сам базилевс бесконечно развращен, а многочисленные его священнослужители давно отпали от истинной веры. Они крестятся тремя пальцами, не верят в запас божьей благодати, создаваемой деяниями святых, они считают, что дух святой исходит только от Бога-отца, они унижают святую Римскую церковь, отзываясь о ней презрительно и равнодушно, а своего лжеимператора насупленного Мурцуфла равняют чуть ли не с самим Господом-богом, тогда как сей ничтожный базилевс часто, забывая властительное спокойствие, отплясывает в безумии своем веселый кордакс, сопровождая пляску непристойными телодвижениями.

Грех! Смертный грех!

Город черной ужасной похоти!

Палец рыцаря Андрэ де Дюрбуаза как бы погрузился в прохладный металл.

О, дьявольские штучки! Под пальцем рыцаря шкатулка странно изменилась.

Долгий звук раздался, будто вскрикнула райская птица, а может, дрогнула напряженная до предела струна, сама же шкатулка при этом начала стекленеть, мутиться, но и очищаться тут же, как очищаются воды взбаламученного, но быстрого ручья. Она на глазах бледнела, ее только что плотное вещество превращалось в плоть морского животного медузы, только еще более прозрачную. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз увидел смутную игру стеклянных теней, призрачных вспышек, таинственных преломлений, отблесков, то кровавых от близкого пожара, то почти невидимых, лишь угадываемых каким-то непрямым зрением в дьявольской, несомненно, не Господом дарованной игре.

Потом таинственная шкатулка исчезла.

Она будто растаяла в его руках. «Спаси нас Бог!»

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз торопливо осенил себя крестным знамением.

Если бы не навалившаяся усталость, если бы не ноющие от боли мышцы, усталое тело, он покинул бы виллу, в которой так откровенно хранятся вещи явно не божественного происхождения, но рыцарь устал. Он первым ворвался в осажденный Константинополь, и он устал, а город нечестивых ромеев шумно горел от стены до стены, и все лучшие здания и виллы давно были захвачены другими святыми пилигримами. Поэтому рыцарь Андрэ де Дюрбуаз еще раз прошептал молитву, отгоняя дьявольское наваждение, и громко крикнул оруженосцев, всегда готовых ему помочь.

13 июля 1993 года

Меняю левое крыло на правое.

Не меньше как два ангела, искалечившись при грехопадении, обмениваются поврежденными крыльями.

Шурик хмыкнул.

Женщина, сидевшая между ним и окном автобуса, маленькая, рыжая, скосила на Шурика зеленые, болотного цвета глаза. Простенькое ситцевое платье, вполне уместное в такую жару, никаких украшений, разве что простые сережки в ушах. Очень маленькие, не сразу заметишь, сердечки. Мятый голубой плащ и кожаная сумка – на коленях.

– Извините.

– Да ладно, – протянула женщина.

Зеленые глаза болотно и зло блеснули.

Двухкомнатную квартиру в доме барачного типа, комнаты смежные, одна – шесть метров, другая десять, первый этаж, без удобств, без горячей и холодной воды, без электричества и отопления, селение Сапоги в низовьях реки Оби меняю на благоустроенную трехкомнатную в любом южном штате Америки. В Сапогах хорошо развита грибная промышленность (трудартель «Ленинец»), воздух чист и прозрачен.

Шурик опять хмыкнул.

Рыжая опять презрительно повела плечом.

Неприязнь ее была чиста и прозрачна, как воздух в Сапогах.

Автобус взрыкивал на подъемах, вдруг набегала на стекла тень березовых рощиц, открывались поля. Побулькивали баночным пивом уверенные челноки, ввозящие в городок Т. сенегальский кетчуп, японские презервативы, тасманскую шерсть, китайские тапочки и польскую колу – все, конечно, подлинное. Помаргивали настороженно с любой стороны ожидающие засад беженцы-таджики, кутающиеся в пестрые, как осенний лес, халаты. За спиной Шурика двое парней в спортивных костюмах, сработанных даже не в Польше, а где-нибудь в Искитиме или на станции Болотная, приглушенными голосами обсуждали судьбу их близкого приятеля. Они любовно называли его уродом. Из всех уродов урод – собрался жениться.

Пять лет назад, будучи военнослужащим, участвовал в ночном ограблении магазина. Осознав вину, готов добровольно отдаться в руки правосудия. Поскольку ограбленный магазин находился на территории бывшей ГДР, могу ли рассчитывать на отсидку в ИТЛ объединенной Германии?

Вырезки из газеты «Шанс» оказались не худшим чтением.

Расковался народ, одобрительно думал Шурик. Смотришь, собьет копыта.

Две особи противоположного пола, составляющие простую сельскую семью, готовы рассмотреть деловые предложения любого зоопарка мира экспонировать их как типичный биологический вид Гомо советикус на условиях: а) обеспечение питанием по разряду высших млекопитающих; б) предоставление одного выходного дня в неделю для повышения культурного уровня; в) по истечению срока контракта – выход на волю в том районе земного шара, в котором экспонировалась указанная пара.

Может, это и есть зашифрованное указание бывшего бульдозериста?

Две особи – двойка… Затем: а… б… в… Ну, можно наскрести еще пару цифр… Для кода маловато… Скорее обычный отчаянный крик души вполне конкретных представителей указанного в объявлении биологического вида.