Паоло Бачигалупи - Заводная и другие (сборник)

Тот нервно смеется:

– Конечно, я все отдал.

Андерсон еще какое-то время пристально смотрит на желтобилетника – не соврал ли, потом кидает бумаги на стол. Он даже не вполне понимает, какое ему до всего этого дело; злит, что старик полагает его дурачком, которого легко провести. Андерсон снова глядит на сумку с нго. Возможно, Хок Сен догадывается, что фабрика – лишь прикрытие для чего-то еще… Он гонит подозрения прочь и продолжает наседать.

– Ну так что – завтра?

– Вероятнее всего, да, я почти уверен.

– Ну, кто бы сомневался.

Хок Сен никак не реагирует – даже не ясно, уловил ли сарказм. Старик необычайно хорошо говорит по-английски, и все же они постоянно натыкаются на стену непонимания, и загвоздка тут скорее в разнице их культур, чем словарных запасов.

Андерсон продолжает перебирать бумаги: сплошные налоги и зарплатные чеки. Он переплачивает сотрудникам вдвое – еще один повод не иметь дел с королевством. «Тайскую работу – тайцам». По всей стране голодают беженцы-желтобилетники, а нанимать их запрещено. По закону место Хок Сена – на бирже труда среди прочих переживших Казус в Малайе. Если бы не его знание языка и бухгалтерского дела, да не снисходительность Йейтса – нищенствовал бы, как остальные.

В кипе бумаг он находит конверт, адресованный ему персонально. Печать, как водится, сломана: Хок Сен все никак не усвоит, что личная переписка – табу. Тысячу раз это обсуждали, но старик упорно «ошибается».

Внутри приглашение. От Райли. Предлагает встречу.

Андерсон задумчиво постукивает карточкой по столу. Райли. Осколок эпохи Экспансии, допотопный плавник, выброшенный приливной волной тех времен, когда бензин стоил дешево, а кругосветные путешествия занимали не недели, как теперь, а считанные часы. Когда с затопленных полос бангкокского Суварнабхуми поднимались в воздух последние лайнеры, он стоял по колено в прибывающей океанской воде и глядел им вслед. Потом поселился в заброшенном здании со своими подружками, пережил их, завел новых и продолжал наслаждаться яствами, деньгами и опиумом высшей пробы. Если верить россказням Райли, его не взяли ни государственные перевороты, ни реставрации, ни эпидемии, ни голод. Теперь, весьма довольный собой, похожий на жабу, покрытую старческими пигментными пятнами, он поживает в башне Плоенчит, которую именует «клубом», и учит вновь прибывших иностранцев забытому с наступлением эпохи Свертывания искусству буйных гулянок.

Андерсон бросает карточку на стол. Что бы там ни задумал старикан, приглашение само по себе вполне невинно. Райли протянул в королевстве столько лет исключительно благодаря своей паранойе. Андерсон, пряча улыбку, искоса смотрит на Хок Сена. Эти двое отлично бы спелись – что один, что другой мыкаются на чужбине вдали от родины, оба выживают благодаря уму и крайней подозрительности.

– Если сейчас у вас нет других дел, кроме как наблюдать за моей работой, – замечает Хок Сен, – то сообщаю: профсоюз владельцев мегадонтов просит пересмотра своих ставок.

Андерсон, оглядывая гору расходных документов, отвечает:

– Сомневаюсь, что они сообщили об этом настолько вежливо.

Хок Сен откладывает ручку.

– Тайцы вежливы всегда. Даже когда угрожают.

Внизу снова трубит мегадонт.

Андерсон бросает на старика красноречивый взгляд.

– Вот тебе и козырь, когда дойдешь до увольнения махута с четвертого вала. Черт возьми, я вообще ничего не буду им платить, пока сами не прогонят этого поганца.

– Профсоюз силен…

Фабрика сотрясается от нового звериного рева. Андерсон вздрагивает и поворачивает голову к смотровым окнам.

– …и туп! Да что же они с ним делают? Пойди, посмотри.

Хок Сен хочет сказать «нет», но Андерсон бросает на старика такой взгляд, что тот молча встает; его невысказанный протест прерывается трубным воем, от которого начинают опасно дребезжать стекла.

– Какого…

Здание снова вздрагивает, но теперь к звуку примешивается пронзительный металлический скрип: заклинило силовую установку. Андерсон с Хок Сеном бегут к смотровому окну – старик успевает первым и замирает, разинув рот.

Прямо на них уставлен желтый глаз размером с хорошую тарелку. Покачиваясь на задних ногах, снаружи стоит мегадонт. Его четыре бивня спилены, но десять тонн мышц и ярости – и без них серьезная угроза. Животное пяти метров в холке рывком натягивает цепи, которыми приковано к вороту, вздымает хобот и открывает огромную пасть. Андерсон зажимает уши.

Оглушающий рев валит его на пол, в голове звенит.

– Где махут?!

Хок Сен только мотает головой – вряд ли он разобрал вопрос. Андерсон и сам слышит все словно сквозь вату. Он кое-как встает и толкает дверь наружу в тот самый момент, когда мегадонт вдребезги разбивает четвертый вал. Щепки острым дождем летят во все стороны – Андерсон вздрагивает, чувствуя, как деревянные иглы вонзаются ему в кожу.

Внизу махуты лихорадочно снимают могучих животных с привязи, тянут подальше от обезумевшего зверя, кричат, понукают; мегадонты возмущенно ревут – инстинкты заставляют их забыть дрессуру и прийти на помощь собрату. Все рабочие-тайцы, кроме погонщиков, бегут из здания прочь.

Взбесившееся животное снова нападает на вал и разбивает его рычаги. Там, где стоял махут, – кровавое месиво.

Андерсон кидается назад в офис, лавирует между столами, прыгает на крайний, скользит по нему и падает на пол прямо перед сейфами.

Пот застилает глаза, пальцы скользят по наборному диску – 23 влево, 106 вправо, – перескакивают на следующую ручку – лишь бы не сбиться, лишь бы не начинать снова. Внизу опять трещит древесина, кричат те, кто подошел к мегадонту слишком близко.

Сбоку, совсем рядом возникает Хок Сен.

Андерсон машет ему уйти.

– Всех рабочих наружу! Всех до последнего!

Он продолжает набирать комбинацию – старик кивает, но мешкает. Андерсон бросает на него яростный взгляд.

– Быстро!

Хок Сен неохотно подчиняется и бежит к двери, его команды тонут в треске и воплях паникующих рабочих. Андерсон докручивает последний диск и рывком открывает дверцу. За ней – бумаги, пачки пестрых купюр, конфиденциальные документы, пневматическая винтовка и… пружинный пистолет.

Он недовольно морщится: «Йейтс. И сюда пролез, старый мерзавец. Будто послал своего духа-пхи следить за мной», – заводит пружину, засовывает оружие за пояс, потом смотрит, есть ли в винтовке заряд. Снова слышны вопли. По крайней мере Йейтс подготовился к неприятностям. Старикан был наивен, но далеко не глуп. Андерсон нагнетает в ружье воздух и бежит к двери.

Движущая система и конвейер в цехе контроля качества забрызганы кровью. Сколько человек погибло – не разобрать, явно не один махут. В воздухе сладковато пахнет внутренностями, которые размазаны вдоль всей дорожки мегадонта вокруг вала. Животное – гора генетически сконструированных мускулов – опять встает на задние ноги и изо всех сил натягивает последнюю цепь.