Иван Зеликов - Завтра Была Война
— Оставь, Дик! Ты же прекрасно знаешь, что нет! Ни к твоим женщинам, ни к должностям у меня никогда не было зависти, разве что гордость за удачи старшего товарища и здоровое желание быть достойным твоей дружбы. А вот что касается работы и карьеры, ты прав. Я всегда радел за то, что чем выше должность и зарплата человека, тем ответственней он должен быть и тем большую работу выполнять. Я всегда требовал понимания этого от своих подчинённых и в результате, кабинет, отдел, филиал под моим руководством становился примером идеально работающей структуры для всей корпорации. И я думал, что не тебе, моему бессменному начальнику и другу детства придётся всё это объяснять, так нет же, приходится. — Гарри безнадёжно махнул рукой, и хлебнул джина прямо из горлышка графина под одобрительным взглядом босса.
— Ну ладно, Гарри. Оставим в стороне наши личные пристрастия, достоинства и недостатки и поговорим, наконец, о деле, ведь за этим ты сюда пришёл, а от моего старческого брюзжания совсем голову потерял. Итак, что же у нас такое стряслось, касающееся нашей корпорации, что ты, презрев все людские и божеские законы, поправ конституционное право на личную жизнь, буквально влетаешь в дом к своему начальнику утором в воскресение, вытаскиваешь его из-за стола и требуешь немедленного разговора. — Президент потянулся на своём ложе, как ленивый откормленный кот, и уставился на собеседника, хитро щуря глаза, ещё больше походя при этом на кота. — Что, уже стыдно становится за своё поведение? Что, нет?! Вот и всегда у тебя так, в делах ты гений, стратег и тактик, а об этической стороне своих действий ты и не задумываешься, впрочем, именно эти качества я в тебе всегда и ценил. Ну говори, что молчишь.
— Слушай, Ричард, после всех этих словесных прелюдий, я даже и не знаю, с чего начать разговор. В общем-то, хочу задать тебе один простой вопрос. Ты давно смотрел в окно?
— Не помню, Гарри, честно не помню, но раз уж ты так просишь, давай посмотрим вместе. — Он с неожиданным для своей комплекции проворством подскочил к окну и резким движением распахнул шёлковые занавески, впуская в комнату тёплый ветерок, сразу наполнивший помещение свежестью моря, ароматом цветущего сада и ещё чем— то. За окном, искрясь в лучах утреннего солнца, расстилалось море. Сотни белоснежных парусов меленьких рыбацких лодок покрывали его поверхность, словно крылья чаек, которые также в большом количестве носились над водой. Лениво шумел прибой, плещась между крупными камнями, устилающими берег, резко поднимавшийся в гору, на которой террасами раскинулись виноградники, оливковые и апельсиновые сады, среди деревьев которых копошились чёрные фигурки рабов. А на самом верху ровными аллеями и затейливыми сквериками, окружающими фонтаны, устремлялись к небу гордые длинноигольчатые сосны и стройные кипарисы. Под самым окном виднелся мраморный портик входа, от него вниз спускалась широкая полукруглая лестница, половину ступенек которой занимали одетые в непонятное рваньё нищие плебеи, ожидающие милостыни или каких-либо поручений от своего патрона. Гарри минуты две тупо глядел вниз, потом расхохотался, одновременно с Ричардом. Так они смеялись ещё несколько минут, пока Гарри, наконец, смог заговорить.
— Чёрт, Дик! Который раз уж ты кидаешь меня своими голограммами, я уже со счёта сбился. Ты же ещё в колледже любил так шутить.
— Да, было дело, — мечтательно улыбнулся президент, а потом я по протекции отца пошёл работать в «Дженерал Электроникс» и со временем смог создать отдельный
филиал микроэлектроники и голографических проекторов, который ты, кстати, сейчас и возглавляешь. Ну ладно, пошутили и хватит, — он щёлкнул пальцами и тут же обстановка за окном мгновенно сменилась, вместе с запахом, он был сухой с лёгким привкусом гари, и в самом воздухе, казалось, висело напряжение и беспокойство, в отличие от ленивой безмятежности предыдущего пейзажа. Теперь это была улица, застроенная четырёхэтажными похожими друг на друга домами, сразу узнавался один из деловых кварталов Лос-Анджелеса. Довольно широкая улица была запружена машинами, которые толпились даже на тротуарах, заставляя редких пешеходов совершать замысловатые манёвры. Несколько светофоров тупо мигали всеми тремя цветами, однако, их мигание игнорировалось практически всеми водителями, застрявшими в безнадёжной пробке. Десяток регулировщиков пытались наладить движение, но их усилия давали не больше результатов, чем мигание светофоров. Тут к ним на помощь откуда-то снизу выскочило ещё с десяток полицейских, но даже их помощь оказалась малоэффективной, и машины ползли в нужном им направлении со скоростью черепахи, оглашая окрестности какофонией сирен и клаксонов.
— Камеры расположены прямо на департаменте полиции, я прав? Оригинально! Я всегда знал, что ты очень большой шутник, Дик. А ведь это всё незаконно.
— Конечно незаконно, но в этом то вся и прелесть. Ты тоже как всегда в своём репертуаре, угадываешь место с одного взгляда, могу поспорить, что ты и местоположение той античной виллы определил бы безошибочно, не будь это целиком компьютерный муляж. Но с другой стороны всё это всего лишь издержки служебного положения, а соответствующее положение мы с тобой занимаем именно благодаря правильному использованию собственных способностей, разве я не прав? Ну ладно, пойдём присадим и всё обсудим, разговор действительно намечается серьёзный, а к моим шуточкам, думаю, ты уже успел привыкнуть за долгие-то годы дружбы.
Пока они наслаждались разнообразными видами за окном, комната успела значительно видоизмениться, теперь это была уже не роскошная загородная резиденция богатого римского патриция, погрязшего в роскоши и пороках. Сейчас они находились в кабинете делового человека образца середины двадцать первого столетия. Жёсткие золотые ложа превратились в два кресла, внешне напоминающих авиационные и потому кажущиеся очень неудобными, на самом же деле они были способны подстраиваться под любое положение тела хозяина, обеспечивая максимум комфорта. Занавески на «окнах» сменили жалюзи, плотно сомкнутые пластины которых надёжно отгораживали кабинет от внешнего мира. Не было больше и белых колонн по углам с непристойными капителями, они вдруг стали вертикальными софитами и наполняли теперь комнату приятным голубовато-зеленым светом. Точно такой же свет струился и со сферического потолка, на котором, естественно, больше не было никаких фресок. Когда они подошли к креслам, крепкая седовласая женщина в чёрном платье — не то служанка, не то секретарша — как раз убирала со стола, мгновенно переставшего быть обеденным, посуду, переставляя её на специальную тележку. «А вот несколько минут назад обязательно была бы длинноногая полногрудая гречанка или эфиопка, « — как-то автоматически подумал Гарри, присаживаясь в кресле, которое тут же нежно обняло его, совсем, как только что представленная в воображении молодая служанка. Подобные метаморфозы он наблюдал уже десятки раз, но всегда ему становилось не по себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});