Аркадий Стругацкий - Пять ложек эликсира

НАТАША: Святая дева! До чего же глупы эти современные мужчины! Я, помнится, моментально поняла, о чем идет речь…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Не забывайте, мадам, это было пятьсот лет назад…

НАТАША: Четыреста семьдесят три!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Да-да, конечно… Тогда ведь все это было в порядке вещей: бессмертие, философский камень, полеты на метле… Вам ничего тогда не стоило поверить первому слову! А вы представьте себе, что пишете заметку для газеты «Кузница кадров», а тут к вам приходят и предлагают бессмертие… (Он пристально, изучающе смотрит на Феликса, а потом начинает с выражением, словно читая по тексту, говорить.) Недалеко от города, в Крапивкином Яру, есть карстовая пещера, мало кому здесь известная. В самой глубине ее, в гроте, совсем уже никому не известном, свисает со свода одинокий сталактит весьма необычного красного цвета. С него в каменное углубление капает эликсир жизни. Пять ложек в три года. Этот эликсир не спасает ни от яда, ни от пули, ни от меча. Но он спасает от старения. Говоря современным языком, это некий гормональный регулятор необычайной мощности. Одной ложечки в три года достаточно для того, чтобы воспрепятствовать любым процессам старения в человеческом организме. Любым! Организм не стареет! Совсем не стареет. Вот вам сейчас пятьдесят лет. Начнете пить эликсир, и вам всегда будет пятьдесят. Всегда вечно. Понимаете? По чайной ложке в три года, и вам всегда пятьдесят лет.

Феликс пожимает плечами. Не то чтобы он поверил всему этому, но речь Ивана Давыдовича, а в особенности научные термины производят на него успокаивающее действие.

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Беда, однако, в том, что ложечек всего пять. А значит и бессмертных может быть только пять. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понятно? Или нет?

ФЕЛИКС: Шестой лишний?

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Истинно так.

ФЕЛИКС: Но ведь я, кажется, не претендую…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: То есть вам угодно выбрать смерть?

ФЕЛИКС: Почему — смерть? Меня это вообще не касается! Вы идите своей дорогой, а я — своей… Обходились же мы друг без друга до сих пор!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Я вижу, что вы пока не поняли ситуацию. Эликсира хватает только на пятерых. Надо объяснять, что желающих нашлось бы гораздо больше! Если бы сведения распространились, у нас бы просто отняли бы источник, и мы бы перестали быть бессмертными. Понимаете? Мы все были бы давным-давно мертвы, если бы не сумели до сих пор — на протяжении веков! — Сохранить тайну. Вы эту тайну узнали, и теперь одно из двух: или вы присоединяетесь к нам, или, извините, мы будем вынуждены вас уничтожить.

ФЕЛИКС: Глупости какие… Что же, по-вашему, я побегу сейчас везде рассказывать вашу тайну? Что я, идиот? Меня же немедленно посадят в психушку!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Может быть. И даже наверное. Но согласитесь — уже через неделю сотни и сотни дураков выйдут на склоны Крапивкина Яра с мотыгами и лопатами. Люди так легковерны, так жаждут чуда! Нет, рисковать мы не станем. Видите ли, у нас есть опыт. Мы можем быть спокойны лишь тогда, когда тайну знают только пятеро.

ФЕЛИКС: Но я же никому не скажу! Ну зачем это мне, сами подумайте! Дочерью своей клянусь!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Не надо. Это бессмысленно.

В кабинете появляется Павел Павлович с подносом, на котором дымятся шесть чашечек кофе.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: а вот и кофеек! Прошу! (Наташе). Прошу, деточка… Ротмистр! Магистр, прошу вас… Вам приглянулась эта чашечка! Пожалуйста! Феликс Александрович! Я вижу, они вас совсем разволновали — хлебните черной бодрости, успокойтесь… Басаврюк, дружище, старый боевой конь, что ты забился в угол? Чашечку кофе — и все пройдет!

Обнеся всех, он возвращается к журнальному столику с оставшейся чашечкой и, очень довольный, усаживается в кресло.

Феликс жадно, обжигаясь, выхлебывает свой кофе, ставит пустую чашечку на стол и озирается.

Один только Павел Павлович с видимым наслаждением вкушает «Черную бодрость». Иван же Давыдович хотя и поднес свою чашечку к губам, но не пьет а пристально смотрит на Феликса. И Наташа не пьет: держа чашечку на весу, она внимательно следит за Иваном Давыдовичем. Ротмистр ищет, где бы ему присесть. А Курдюков у себя в углу уже совсем было нацелился отхлебнуть и вдруг перехватывает взгляд Наташи и замирает.

Иван Давыдович осторожно ставит свою чашечку на стол и отодвигает ее от себя указательным пальцем. И тогда Курдюков с проклятием швыряет свою чашечку прямо в книжную стенку.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (хладнокровно): Что, муха попала? У вас, Феликс Александрович, полно мух на кухне…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Князь! Ведь я же вас просил! Ну куда мы денем труп?

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (ерничает): Труп? Какой труп? Где труп? Не вижу никакого трупа!

Наташа высоко поднимает свою чашечку и демонстративно медленно выливает кофе на пол. Ротмистр, звучно крякнув, ставит свою чашечку на пол и осторожно задвигает ногой под диван.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Ну, господа, на вас не угодишь… Такой прекрасный кофе… Не правда ли, Феликс Александрович?

КУРДЮКОВ: Гад ядовитый! Евнух византийский! Отравитель! За что? Что я тебе сделал? Убью!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Басаврюк! Если вы еще раз позволите себе повысить голос, я прикажу заклеить вам рот!

КУРДЮКОВ (страстным шепотом): Но он же отравить меня хотел! За что?

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Да почему вы решили, что именно вас?

КУРДЮКОВ: Да потому, что я сманил у него этого треклятого повара! Помните, у него был повар, Жерар Декотиль? Я его переманил, и с тех пор он меня ненавидит!

Иван Давыдович смотрит на Павла Павловича.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (благодушно): Да я и думать об этом забыл! Хотя повар и на самом деле замечательный…

Феликс, наконец, осознает происходящее. Он медленно поднимается на ноги. Смотрит на свою чашку. Лицо его искажается.

ФЕЛИКС: Так это что — вы меня отравили? Павел Павлович?

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Ну-ну, Феликс Александрович! Что за мысли?

КЛЕТЧАТЫЙ (благодушно разглагольствует): Напрасно беспокоитесь, Феликс Александрович. Это он, конечно, целился не в вас. Если бы он целился в вас, вы бы уже у нас тут похолодели… А вот в кого он целился — это вопрос! Конечно, у нас здесь теперь один лишний, но вот кого он считает лишним?..

ФЕЛИКС: Зверье… Ну и зверье… Прямо вурдалаки какие-то… Клетчатый:

А как же? А что прикажете делать? У меня, правда, опыта соответствующего пока нет. Не знаю, как это у них раньше проделывалось. Я ведь при источнике всего полтораста лет состою.

Феликс смотрит на него с ужасом, как на редкостное и страшное животное.

КЛЕТЧАТЫЙ: Сам-то я восемьсот второго года рождения. Самый здесь молодой, хе-хе… Но здесь, знаете ли, дело не в годах. Здесь главное — характер. Я не люблю, знаете ли, чтобы со мной шутили… Быстрота и натиск прежде всего, я так полагаю. Извольте, к примеру, сравнить ваше нынешнее положение с тем, как я себя вел при аналогичном, так сказать, выборе. Я тогда в этих краях по жандармской части служил и занимался преимущественно контрабандистами. И удалось мне выследить одну загадочную пятерку. Пещерка у них, вижу, в Крапивкином Яру, осторожное поведение… Ну думаю, тут можно попользоваться. Выбрал одного из них, который показался мне пожиже, и взял. Лично. А взявши — обработал. Ну-с, вот он мне все и выложил… Заметьте, Феликс Александрович: то, что вам нынче на блюдечке преподнесли по ходу обстоятельств, мне досталось в поте лица… Всю ночь, помню, как каторжный… Однако в отличие от вас я быстро разобрался, что к чему. Там, где место пятерым, — шестому не место.