Андрей Шарапов - Ведьма

-А-а-а!!!- закричал Генка, чувствуя нестерпимую боль в ногах.

За стеной рычал, рвался к Генке Рыжик, пес прогрыз доску и с лаем кинулся на Лукерью, она плеснула на Рыжика водицей - в тот же миг Генку будто приподняло, и он упал без сил, а пес завертелся, зашелся новым, хриплым лаем. Глаза Рыжика налились кровавой яростью...

- Чегои-то с ним? - испуганно крикнула со двора Генкина мать - Господи, помилуй!.

- Дак стрель его! - Лукерья закашлялась, почернела - Сглаз теперя в ем сидит - стрель, пока не загрыз!

Во дворе раздался выстрел, бешеный рев Рыжика.

- Помираю ить я - вдруг тихо произнесла Лукерья и заплакала. - Кличь мамку...

Генка опрометью кинулся из часовни, и только на подворье уже сообразил, что ноги-то его - ходят...

Лукерья лежала под осиной, слабо шарила по полу, будто искала что-то...

- Дай руку! - прохрипела она.- Душа мается, не выходить... Дай руку!!!

Генкина мать потянулась было к Лукерье, но вдруг поняла что-то, отшатнулась...

- Не помру ить я! - завыла Лукерья. - Да-ай ру-уку-у!!!

- Бежим! - крикнула мать Генке, и они бросились вон из скита, скорее в лес, на тропу; деревья встали стеной, не пуская их; луна погасла, кто-то невидимый опять начал хохотать, и сквозь хохот, сквозь нарастающий гул несся за ними, не умолкая, плачущий голос:

- Ру-уку дай!. Ру-ку-у!

- Генка, курвец! А Варька Митина грит, не поручали вам стиха! - возмущенно орала Генкина мать - А ну, слазий, не то щас лектричество выну - закукарекаешь тогда!

Генка щурился на тусклую лампочку, с трудом соображал, где он, кто вокруг...

- Ох, срамота моя, тока хвори разны цеплят да дурь в башке вертит! жаловалась внизу соседкам мать - А ить и у меня самой здоровве окончилось кому ж он останется-то, убогонький мой? Хошь бы ваш мужик выпорол его за стакан, ума прибавил, ей-бо!

- А мамка тва сюдой не влесет? - опасливо спрашивал Загидка.

- Не, боится она - Генка с неохотой отрывался от теплой трубы, ежился Усе, шалупонь, завтра - как дядя Витя фрицевский штаб взрывал.

- А Лу-укерья? - шептал Васятка - А с ей чего сталось?

- А кто знат? - Генка зевнул - Ходили утром во скит - никого не нашли Ведьмачка - она ж не помрет, пока силу свою да судьбу через руку не передаст. Может, бродит еще где-то здеся, ищет...

- А как она...

- Болтун - находка для шпиона! - веско обрывал разговор Генка и, сморщившись, брел к выходу - Ох, снова жрать охота...

Ночью вьюга выла жалобно, по-человечьи, и, казалось, это ведьма ходит, плачет где-то неподалеку... Генка ворочался под одеялом, не мог заснуть, живот пучило от голода, да еще Лукерья мерещилась повсюду; вот выступает она из темноты, улыбается беззубым ртом, берет Генкину руку...

- Ма-ам! - звал Генка - Ма-ам, ты когда меня в город отправишь?

- Спи уж! - вздрагивала мать - Ох, нету моих сил... Дак к лету, коли раньше ничего не будет...

Генка не понимал, что может случиться раньше, но спрашивать об этом не решался, он отворачивался к стене и вскоре слышал, как кто-то шебуршит по столу, семенит по коридору, поднимается на чердак Генка вспоминал, что это, наверно, их домовой, то есть барачный, вреда от него никакого. Генке то хотелось споймать барачного да и расспросить по строгости, что же сталось с бабкой Лукерьей? А то вдруг становилось так страшно, что, спрятав голову под подушку, думал он, до чего же все-таки здорово, что будет он скоро жить в Архангельске у бездетной тетки, в каменном доме на центральной улице Павлина Виноградова, и тогда уже никакие Лукерьи, никакие барачные не станут его донимать. В городе полно смелых, башковитых людей, и Господа Бога с нечистой силой там давно отменили - странно, конечно кому ж они тогда молятся?.., кто их стращает? - но все равно здорово! Генке становилось так радостно так легко, что казалось ему, будто он вот-вот взлетит и помчится к ласковому солнцу, и полет его будет прекрасен и нескончаем, и никто не сможет помешать ему - ведь сильнее его нет никого на свете! Генка улыбался и уже во сне, жадно глотая угарный воздух, выбрасывал руки из-под одеяла, словно парил над мерзлой и туманной землей...