Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)

Баралис вошел в ритм его сокращений, подчиняясь притокам и оттокам. Навстречу бил могучий поток крови. Баралис плыл через полости и каналы, пока не добрался до цели. Он нащупал створку из жильной ткани, прочной, как старая кожа, но куда более тонкой, чем шелк, - клапан. Баралис замкнул его в кольцо своей воли - и ринулся назад.

Он вылетел из коня, словно ветка, несомая бурей. Его встретили холод и бледный свет - а после тьма. Он ощутил горький осадок колдовства во рту и погрузился в небытие.

Мейбор ехал во главе полутораста, считая слуг, человек и был, без ложной скромности, полностью уверен в их преданности - всех, кроме двоих.

Во всех взорах он читал почтение, и все проявляли к нему большую предупредительность. Так и должно - ведь посольство как-никак возглавляет он. Неудивительно, что и его суждения, и его наряды встречают всеобщее восхищение. Серые дорожные одежды не для него. Он вельможа и должен выглядеть таковым во всякое время. Нельзя знать, кто может встретиться им в этой белой пустыне, - надо иметь подобающий вид.

В путешествии были, конечно, и свои неудобства. Дьявольский ветер прямо-таки срывал волосы с головы. Мейбор не раз поутру находил выпавшие волосы у себя на подушке. Мысль о том, что он может облысеть, ужасала его, и он стал надевать лохматую медвежью шапку. Поначалу ему неловко было показываться перед людьми в этом бабьем уборе, но потом он решил, что в шапке походит на легендарного завоевателя из-за Северного Кряжа и это даже прибавляет ему загадочности.

Эх, женщину бы сюда, право слово! Три недели воздержания! Кое-кто на его месте и до извращения бы дошел - но только не он. Он за неимением женщин предпочитал напиваться до бесчувствия каждую ночь. Но и за это приходилось расплачиваться. Голова с утра была словно чугунная, и ему стоило большого труда держаться в седле достойным образом.

К тому же теперь они спускались по особенно крутой и предательской тропе. Мейбор терпеть не мог спусков. Лучше, когда опасности не видно, а тут он вынужден не отрывать глаз от извивов этой головоломной дороги.

Они находились на самом опасном отрезке и ехали гуськом, когда Мейбор почувствовал, что его конь забеспокоился. Мейбор натянул поводья, чтобы унять его, - конь дрожал, шатался, мотал головой и норовил скинуть всадника. Мейбор натянул поводья что было сил - конь обезумел и пустился вскачь. Мейбор слышал под собой бешеный стук конского сердца. Жеребец несся вниз - два предыдущих всадника шарахнулись от него в сторону. Мейбор, охваченный страхом, старался удержаться в седле.

Еще миг - и конь рухнул. Сила разбега выбросила Мейбора из седла, он пролетел по воздуху и покатился со склона, ударяясь о камни. Боль прошла в ногу и спину. Внизу его ждал крутой обрыв.

Мейбор понял, что это означает, и забормотал молитву, летя к своему концу. Но валун, о который он ударился, отшвырнул его в сторону, и Мейбор вместо обрыва попал в гущу колючих кустов.

Голова у него шла кругом, а ногу терзала боль. Колючки впились в тело в опасной близости от детородных органов. Солдаты засуетились вокруг него.

- Лорд Мейбор, как вы себя чувствуете? - спрашивал какой-то тощий юнец.

- Как я, по-твоему, могу себя чувствовать, скатившись с этой горы, болван? Осторожнее, недоумки, - рявкнул он двум другим, пытавшимся его поднять, - я вам не куриная дужка, чтобы раздирать меня надвое!

- У вас что-нибудь сломано, наша милость? - спросил капитан.

- Откуда мне знать? Давайте сюда лекаря.

Капитан замялся:

- Лекарь ждет, когда мы доставим вашу милость в более надежное место.

- А сам он боится спуститься сюда? - Мейбор стукнул человека, пытавшегося освободить его ногу из куста. - Так скажите ему, что, если он сей же миг не появится, я произведу над ним единственную операцию, которой владею сам, а именно охолощу его. - Мейбор позаботился о том, чтобы его последние слова прокатились по всей горе.

Его извлекли из кустов и уложили на носилки. Двое солдат понесли его обратно вверх. Отряд остановился там и уже разбивал шатры. Первой поставили лекарскую палатку, куда и внесли Мейбора.

- Ну, говори, лекарь, - есть переломы или нет? - Мейбор испытывал сильную боль, но никому этого не показывал.

- В этом не так-то просто разобраться, ваша милость...

- Все вы, проклятые, одинаковы. Все бы вам темнить - никакого толку от вас не добьешься! А-а! - Последний крик сопутствовал извлечению большого шипа из вельможного зада. Мейбор обернулся как раз вовремя, чтобы поймать ухмылку на лице лекаря. - Ну что, теперь все вынул?

- Да, ваша милость.

- Ты уверен, что не хотел бы созвать консилиум? Твой ответ подозрительно прям.

Лекарь остался нечувствителен к его ехидству.

- Не попытаться ли вам встать, ваша милость? - Мейбор с его помощью поднялся на ноги и, к изумлению своему, обнаружил, что может ходить. - Так я и думал - переломов нет, - сказал лекарь. Мейбор хотел было заметить ему, что никаких таких мыслей тот не высказывал, но лекарь уже совал ему чашу с дурно пахнущей жидкостью. - Выпейте это, прошу вас.

Мейбор залпом выпил лекарство. Точно сбитень, который готовила его первая жена: отдает рыбой и нет никаких пряностей. Лорд зевнул.

- Что это за зелье?

- Снотворное. Сейчас вы почувствуете его действие.

Веки Мейбора отяжелели. Он доковылял до носилок и лег.

- Неужто я так плох, что меня надо усыплять, точно старика на смертном одре? - Глаза Мейбора закрывались помимо его воли, и уже на грани теплого, темного забытья ему почудился ответ:

- О нет, вы будете жить. Это мне нужен покой.

II

Брен, город-крепость, скала Севера, воздвигнутый между горами и Большим озером, был отлично защищен. С запада и юга его окружали горы, с севера - озеро. Лишь с восточной равнины можно было подойти к городу, но свет еще не видывал сооружения, подобного бренской восточной стене. Она и строилась так, чтобы вселять страх в каждого, кто к ней приближался. Ее гранитные башни уходили главами в облака, бросая молчаливый вызов Богу в небесах, а горы позади словно поддерживали этот вызов.

Снаружи стена была гладкой, словно клинок, - отдельные камни почти не различались в ней. Стена просто излучала высокомерие, словно говоря всем подходящим: "Взберись на меня, если сможешь". В ее искусно выложенных нишах лежала утренняя тень. Острый глаз мог их разглядеть, но даже самый острый ум мог лишь догадываться об их назначении.

Из них, наверно, льют кипящее масло и смолу, решил Хват, а может, там сидят лучники. Он даже присвистнул от восхищения: в Рорне он таких чудес не видал.

Хват шел в череде путников, входящих в город. Свой плащ он вывернул алой подкладкой внутрь. Ему требовалось поправить денежные дела, а при этом лучше не бросаться в глаза.