Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов - Эдвард Беллами
Следует помнить, что моим последним воспоминанием перед тем, как проснуться в своей постели, на утро после обморока, было созерцание побережья Земли Кеплера с необычной концентрацией внимания. Насколько я могу судить, не хуже, чем кто-либо другой, именно с того момента, когда мои телесные силы иссякли и я потерял сознание, начинается повествование, которое я нашел на своем столе.
Даже если бы я не мчался так прямо и быстро, как луч света, проложивший мой путь, один взгляд вокруг сказал бы мне, в какую часть вселенной я попал. Ни один земной пейзаж не мог бы быть более знакомым. Я стоял на высоком берегу Земли Кеплера, там, где она тянется на юг. Дул резкий западный ветер, и волны океана Де-Ла-Рю с грохотом разбивались у моих ног, в то время как широкие голубые воды залива Кристи простирались далеко на юго-запад. На фоне северного горизонта, поднимаясь из океана, как летняя грозовая туча, за которую я сначала ее принял, возвышалась далекая-далекая снежная вершина Маунт-Хилла.
Даже если бы конфигурация суши и моря была менее знакомой, я все равно знал бы, что нахожусь на планете, чей красноватый оттенок вызывает одновременно восхищение и недоумение астрономов. Теперь я увидел объяснение этому в оттенке атмосферы, окраске, сравнимой с дымкой бабьего лета, за исключением того, что ее оттенок был бледно-розовым, а не фиолетовым. Подобно дымке бабьего лета, она была неосязаема и, не мешая обзору, окутывала все предметы вблизи и вдали неописуемым очарованием. Однако, когда взгляд устремился вверх, глубокая синева космоса настолько пересилила розовый оттенок, что можно было подумать, что я все еще на Земле.
Оглядевшись вокруг, я увидел много мужчин, женщин и детей. Они ни в чем не отличались, насколько я мог видеть, от мужчин, женщин и детей Земли, за исключением чего-то почти детского в совершенной безмятежности их лиц, на которых не было никаких следов заботы, страха или беспокойства. Эта необычайная молодость внешнего вида действительно затрудняла, за исключением тщательного изучения, отличить молодость от среднего возраста, зрелость от преклонных лет. Время, казалось, не имело никакого отношения к Марсу.
Я оглядывался вокруг, восхищаясь этим залитым багровым светом миром и этими людьми, которые, казалось, были счастливы благодаря тому, что жили намного лучше, чем люди, когда я услышал слова: "Добро пожаловать2, и, обернувшись, увидел, что ко мне подошел человек с видом и осанкой среднего возраста, хотя в его лице, как и в других лицах, которые я заметил, чудесным образом сочетались сила мужчины и безмятежность ребенка. Я поблагодарил его и сказал:
– Вы, кажется, не удивлены, увидев меня, хотя я не должен быть здесь.
– Конечно, нет, – ответил он. – Я прекрасно знал, что должен был встретиться с вами сегодня. И не только это, но я могу сказать, что я уже в некотором смысле знаком с вами через нашего общего друга, профессора Эджерли. Он был здесь в прошлом месяце, и я познакомился с ним тогда. Мы говорили о вас и вашем интересе к нашей планете. Я сказал ему, что дождусь вас.
– Эджерли! – воскликнул я. – Странно, что он ничего не сказал мне об этом. Я встречаюсь с ним каждый день.
Но мне напомнили, что именно во сне Эджерли, как и я, посетил Марс, а проснувшись, ничего не вспомнил о своем опыте, точно так же, как я ничего не должен помнить о своем. Когда человек научится расспрашивать душу о чудесах, которые она видит в своих странствиях? Тогда ему больше не нужно будет совершенствовать свои телескопы, чтобы узнать тайны Вселенной.
– Ваш народ посещает Землю таким же образом? – спросил я своего спутника.
– Конечно, – ответил он, – но там мы не находим никого, кто мог бы увидеть нас и разговаривать с нами так, как я разговариваю с вами, хотя я и в бодрствующем состоянии. Вам пока не хватает знаний, которыми мы обладаем, о духовной стороне человеческой природы, которую мы разделяем с вами.
– Это знание, должно быть, позволило вам узнать о Земле гораздо больше, чем мы знаем о вас, – сказал я.
– Действительно, так и есть, – ответил он. – Благодаря таким посетителям, как вы, которых мы принимаем постоянно, мы познакомились с вашей цивилизацией, вашей историей, вашими обычаями и даже вашей литературой и языками. Разве вы не заметили, что я говорю с вами на английском, который, безусловно, не является коренным языком этой планеты?
– Среди стольких чудес я едва заметил это, – ответил я.
– Целую вечность, – продолжал мой спутник, – мы ждали, когда вы усовершенствуете свои телескопы, чтобы приблизиться к мощности наших, после чего связь между планетами будет легко установлена. Прогресс, которого вы добиваетесь, однако, настолько медленный, что мы думаем, что ждать нам еще целую вечность.
– Действительно, боюсь, что так и будет, – ответил я. – Наши оптики уже говорят о том, что достигли пределов своего искусства.
– Не думайте, что я говорил в каком-то негативном духе, – продолжил мой собеседник. – Медлительность вашего прогресса не так удивительна для нас, как то, что вы вообще что-то делаете, обремененные таким тяжелым недостатком, что, если бы мы были на вашем месте, я боюсь, мы бы остановились в полном отчаянии.
– О каком недостатке вы говорите? – спросил я. – Вы, кажется, такие же люди, как и мы.
– Такие же, – был ответ, – за исключением одной особенности, но с ней разница становиться огромной. Наделенный такими же способностями, как и мы, вы лишены способности предвидения, без которой мы сочли бы наши остальные способности почти бесполезными.
– Предвидение! – повторил я. – Но, вы не хотите сказать, что вам дано знать будущее?
– Это дано не только нам, – был ответ, – но, насколько нам известно, и всем другим разумным существам вселенной, кроме вас. Наши достоверные знания распространяются только на нашу систему лун и планет и некоторые из более близких звездных систем, и вполне возможно, что в более отдаленных частях Вселенной могут существовать другие слепые расы, подобные вашей; но, конечно, кажется маловероятным, что столь странное и прискорбное зрелище должно повторяться. Одной
