Наталия Мазова - Киносъёмки

— Не плачь, — Иорет крепко обняла сестру. — Теперь у тебя есть я, и может быть, все еще кончится хорошо…

Утро было серым и холодным, как почти все утра этого тревожного кровавого марта. Тяжестью ложилось на сердце странное безмолвие, и мрачные предчувствия повисли в неподвижном воздухе вместе с клочьями тумана.

— Сегодня одиннадцатый день, как мы ищем эту Иорет, сказал Гилморн, натягивая поводья своего коня. — И я уже сомневаюсь в том, что мы найдем ее.

— Не теряй надежды, — отозвался Алкар. Спуск был крутой, и он спешился, ведя в поводу своего коня и Глорай, лошадь Иорет. Помнишь, что сказал один из тех четверых южан, с которыми мы схватились на брошенной стоянке?

— Сколько времени прошло с тех пор! — мрачно произнес Гилморн. — Она одна, а харадримов здесь полным-полно что на равнине, что в горах.

Алкар показал рукой вправо от себя.

— Видишь эту башню? Это Амон-Лоин, нуменорский маяк юга. Если он не в руках врага — а это маловероятно — и если Иорет жива, то она наверняка побывала там. Вперед! На маяке мы обязательно что-нибудь узнаем!

…По подсчетам Иорет, была половина одиннадцатого. Наверху вот уже два с половиной часа стояла Талнэ. Хель после ночного дежурства спала непробудным сном. Ланор не так давно проснулась и сейчас была внизу, у Каменных слез. Иорет одна сидела на подоконнике самого большого из окон, где Ланор обычно расчесывала волосы, и тихонько перебирала струны лютни. Пальцы сами собой сбились на мотив "Баллады о Берене и Лучиэнь", а в голове вдруг родились совершенно новые слова на этот древний, как земля, мотив:

Мерцает белая звездаВ разрывах туч над головой,И не померкнет никогда,Живой ты или не живой…

Но дальше Иорет не успела ничего придумать, потому что до ее слуха долетел смутно знакомый голос:

— Эй, на башне! Есть здесь хоть кто-нибудь?

Иорет отложила лютню и выглянула в окно. Если бы она даже не узнала двоих всадников в одежде Серого Отряда, то не узнать золотисто-рыжую красавицу лошадь было просто невозможно. Это ее Глорай! Эти люди ищут ее! Не помня себя от радости, Иорет бросилась вниз. Ланор уже умылась и теперь набирала воду в небольшой кувшинчик, чтобы отнести наверх.

— Ланор, скорее открывай вход! Я не знаю, как так получилось, но там, у стен башни, двое моих друзей!

Ланор с усилием налегла на рычаг. Иорет выскочила в образовавшуюся щель и в несколько прыжков подбежала к дунаданцам.

— Гилморн, Алкар! Глорай! Как хорошо, что вы здесь!

— Иорет! — Оба молодых воина с изумлением взглянули на нее.

— Откуда ты взялась?

— Нет, сначала вы скажите, откуда вы взялись и как меня нашли! Это вас Арагорн за мной послал?

— Нет, — с гордостью ответил Алкар. — Мы сами вызвались.

— А как вы подобрались к башне так, что вас даже часовой не заметил?

Все трое, как по команде, подняли головы вверх. Но на вершине Амон-Лоина никого не было.

— Талнэ! — улыбка моментально исчезла с лица Иорет. — Что с ней?!

… Пять дней непрерывной осады измотали Талнэ больше, чем остальных. К тому же она не спала почти всю ночь, разговаривая с сестрой. Поэтому около полутора часов она честно отстояла на дежурстве, то и дело протирая слипающиеся глаза, а потом не выдержала — присела на пол, положила рядом с собой арбалет и уснула, привалившись спиной к каменному зубцу.

Проспала она около часа и вдруг резко, как от внезапного толчка, проснулась. Как могла она уснуть на посту, когда трое внизу вверили ей свои жизни! Казалось бы, не случилось ничего страшного, раз Талнэ проснулась не от стрелы в боку и даже не от возмущенного окрика Ланор. Но томительная тревога не покидала девушку. Машинально поправляя брошь из темного дол-амротского янтаря, которой на левом виске была сколота ее траурная повязка,

Талнэ выпрямилась и взглянула на восток. Из-за Андуина, из-за далеких-далеких гор за гранью горизонта темной, страшной волной поднималась Тьма, увенчанная короной из молний, и солнце в небе гасло.

Талнэ в ужасе вскрикнула. И тогда содрогнулась горделивая нуменорская башня Амон-Лоин, и ответно содрогнулись горы вокруг. Сильный порыв ветра налетел с востока и сорвал с головы девушки ленту цвета крови — знак траура по Анардолу. Талнэ попыталась схватить ее, но другой, еще более сильный порыв ветра сбил ее с ног. И этот же порыв разогнал тучи в небе, и солнце вспыхнуло так, как наверное, ни разу не сияло при жизни Талнэ.

— Что с тобой?!

Незнакомый молодой воин, так похожий обликом на стражей Минас-Тирита, уже подавал ей руку, помогая подняться. А рядом с ним, улыбаясь, стояла Иорет. И нигде не было и следа той страшной волны мрака.

— Что это было? — С дрожью в голосе спросила Талнэ.

— Это конец, — ответил воин, с нежностью заглядывая в ее испуганные глаза, зеленовато-карие, как едва раскрывшиеся почки в Итилии. — Да, конец всего старого мира! И начало нового!

Они покинули Амон-Лоин через четыре часа, когда над башней пролетел один из орлов Гваихира и, что-то восторженно каркнув, умчался на запад, к Дол-Амроту. И тогда все они окончательно поняли, что чудо свершилось и Черного Властелина больше нет.

Они возвращались в Минас-Тирит, истерзанный войной, но готовый пробудиться к новой жизни город, где Талнэ и Хель не были уже почти год, а Иорет — двенадцать лет. День и ночь летели к северу шесть всадников, и казалось, что крылья растут у ног их коней, которым передалась радость людей. И ни разу не преградили им путь ни недобитый харадский отряд, ни одинокий, но все еще опасный орк.

Иорет скакала рядом с Алкаром на своей рыжей Глорай.

Харадрима она отдала девушкам, и сейчас на нем сидели сразу две всадницы — Хель и Ланор. Но могучий конь, казалось, не замечал этой двойной тяжести. А впереди маленького отряда, обгоняя даже легконогую Глорай, на вороном ристанийском коне летел Гилморн и бережно прижимал к себе счастливую Талнэ Итильскую, на волосах которой больше не было алой ленты…

"…И тогда вперед выступил менестрель из Гондора и, поклонившись низко, попросил разрешения спеть.

— Слушайте меня! — обратился он к собравшимся. — Я спою вам о Фродо Девятипалом и о Кольце Всевластья!