Артур Дойл - Затерянный мир (сборник)

И наконец — Глэдис, моя Глэдис, именем которой было названо озеро на «Земле Мейпла Уайта» и которое отныне будет переименовано в Центральное, так как я больше не стремлюсь увековечить ее имя. Разве не замечал я и прежде признаков своенравия и жестокости в ее сердце. С радостью повинуясь ее капризам, я почему-то не осознавал, что истинно любящая женщина не способна отсылать любимого человека на верную гибель. Почему она всегда так мечтала о подвигах? Может быть лишь потому, что сама хотела прославиться, не приложив к тому никаких усилий? Возможно, сейчас я сгущаю краски. Но что поделаешь, пережитое душевное потрясение на какое-то время превратило меня в циника. Я долго не мог опомниться. Но с того дня прошла неделя, и за это время у меня состоялся небольшой разговор на эту тему с лордом Джоном, — так что сейчас я немного пришел в себя и постараюсь в нескольких словах довести грустное повествование о моем неудачном сватовстве до логического конца.

В Саутгемптоне на мое имя не оказалось ни письма ни телеграммы, и, очень встревоженный, к десяти вечера я уже стоял у ворот ее маленькой виллы в Стритеме. В голову лезли дурацкие мысли: «Жива ли она?» «Может быть умерла?» «Нет, только не это».

Стремглав преодолев садовую дорожку, я нервно подергал за кольцо дверного молотка и, услышав ее голос, распахнул дверь и, оттолкнув незнакомую посмотревшую на меня с испугом служанку, вбежал в гостиную.

Она сидела на новом диване между роялем и высоким торшером. В несколько шагов я пересек комнату и завладел ее руками.

— Глэдис! О, Глэдис! — дрожа от волнения, только и мог я произнести. Ее глаза смотрели с удивлением. За время моего отсутствия она явно изменилась. Этот холодный взгляд, плотно сжатые губы. Мягко, но решительно она освободила руки от моих.

— Что это с вами? — сказала она.

— Как «что»? Глэдис! Как «что»? Разве вы — не моя милая Глэдис Хангертон?

— Нет, мой друг, — не ваша. Не угодно ли познакомится? Это мой муж — Вильям Потс.

До чего же абсурдна наша жизнь! Я поймал себя на том, что машинально пожимаю руку какому-то веснушчатому рыжеволосому молодому человеку, уютно устроившемуся в кресле, которое в прежнее время было моим. Мы друг другу кланялись с нелепо напряженными шеями и глупейшими улыбками.

— Отец разрешил нам пожить здесь, пока будет готов наш дом, — пояснила Глэдис.

— Значит, так? — я все не мог перевести дух.

— Разве вы не получили мое письмо, которое я отправила вам в Пару?

— Нет, не получил.

— Как жаль. Вам бы все стало ясно.

— И так все ясно, — хрипло произнес я.

— Я рассказывала о вас Вильяму, — продолжала она, — между нами нет тайн. Конечно, жаль, что так получилось. Но видимо ваши намерения были не очень серьезны, иначе как бы вы решились уехать на край света и так надолго оставить меня одну… Вы не сердитесь?

— Нет, нет. Не беспокойтесь. Мне, пожалуй, пора.

— Может быть выпьете рюмку виски? — предложив муж и поняв, что я его не слышу, доверительно прибавил:

— Что поделать, так всегда получается: кто-то теряет, кто-то находит. Иначе случится, прошу прощения, всеобщая форменная полигамия.

Сконструировав нелепый оборот Потс захихикал; а я решительно направился к выходу. Уже закрыв за собой дверь, я вдруг захотел ненадолго вернуться. Счастливый соперник уставился на меня с тревогой.

— Позвольте один вопрос? — сказал я.

— Пожалуйста, если он в рамках дозволенного.

— Как вам удалось достичь успеха? Вы отыскали клад, открыли полюс? Сделались морским пиратом, или вплавь преодолели Ла-Манш? Что выдающегося вы совершили?

На его рыхлом глуповатом лице появилась растерянность. Вначале он промямлил что-то невнятное, а потом сказал:

— Думаю, что это — слишком личное.

— В таком случае последний, совсем уж безобидный вопрос. Кто вы? Кто, по профессии?

— Я — помощник, а в случае отсутствия исполняющий обязанности нотариуса в юридической конторе Джонсона и Мервиля. Дом № 41 по Ченсри лейн. Будет нужда, заходите.

— Желаю здравствовать! — отчеканил я и, как положено герою-неудачнику растворился в ночной темноте, снедаемый ревностью, обидой и смехом над самим собой.

Для того, чтобы в моем повествовании поставить последнюю точку, я должен описать еще один небольшой эпизод.

Прошлым вечером мы вчетвером собрались у лорда Джона Рокстона и после ужина, закурив сигары, долго вспоминали наши совместные приключения. Странно было наблюдать лица моих друзей в знакомой и в то же время успевшей стать непривычной обстановке. Вот расплывшийся в снисходительной улыбке Челленджер, выставив пышную бороду и широко развернув грудь и плечи, в чем-то убеждает своего несговорчивого коллегу Саммерли. Тот, погрузив неизменную пенковую трубку в маленький, укрытый усами рот, иронически покрякивает, подрагивая редкой бородкой и выжидая момента, чтобы с эффектом опровергнуть очередной постулат Челленджера. И наконец, пригласивший нас в свой дом хозяин, с аскетичным лицом и ледяным взглядом, в глубине которого светятся веселые огоньки.

Сегодня он решил сообщить нам что-то важное. После ужина мы из столовой перебрались в его святыню, — в кабинет, стены которого были увешаны охотничьими трофеями. Достав из шкафа старую шкатулку из-под сигар, лорд Рокстон поставил ее перед нами на стол.

— Возможно мне следовало рассказать об этом раньше, — сказал он, — но прежде я хотел убедиться, что не ошибся. Иначе мне пришлось бы, сначала вас обнадежив, в конце концов, разочаровать. Но, к счастью, я уже располагаю неопровержимыми фактами. Итак. Вы конечно помните, как мы впервые оказались на вершине обширной впадины, где находилось гнездовье птеродактилей? Не знаю как вы, но я обратил внимание на небольшую воронку вблизи болота, в которой имелась синеватая глина.

Оба профессора согласно кивнули головой.

Похожую вулканическую воронку с синей глиной мне уже однажды приходилось встречать. Это было на больших алмазных копях во владениях графа Де Бэра в Кимберли.

Вы понимаете? Мысль об алмазах не давала мне покоя. Я сконструировал небольшую тростниковую клеть и, надев ее на себя, чтобы защититься от вонючих тварей, с лопатой отправился к кратеру. Полюбуйтесь, что я там отрыл.

Лорд Рокстон открыл сигарную коробку и, перевернув ее вверх дном, вывалил на стол около тридцати нешлифованных алмазов, величиной от большой горошины до каштана.

— Вы можете меня упрекнуть в том, что я сразу не поставил вас в известность об этом открытии. Возможно и так. Но малоискушенный человек может сильно опростоволосится на этих камнях. Их ценность зависит не столько от величины, сколько от чистоты составляющего вещества и от цвета.