Влад Савин - Врата Победы (Мв-9)

И воцарился ад. Даже сегодня в Марселе, как и во всей южной Франции, говоря "оккупация", обычно имеют в виду период с декабря сорок третьего года. Раньше тоже были репрессии, и существовали концлагеря, самым крупным из которых был Роменвиль - но прежде все же соблюдалась законность, и наказанию подвергались действительно виновные. При Достлере же угодить за решетку, и даже быть расстрелянным, мог абсолютно любой, по надуманному поводу, мельчайшему подозрению, лживому доносу, родству или даже знакомству с арестованным ранее, весьма распространенным было и взятие заложников по любой причине. Это было ужасно - немцы вели себя с нами, культурной европейской нацией, так, как мы позволяли себе разве что при завоевании Индокитая или Мадагаскара! Оттого, при первой возможности наша команда поспешила перебраться в итальянскую зону оккупации, куда входил Лазурный Берег. Там было гораздо безопаснее - если бы не маниакальная подозрительность итальянцев ко всему, связанному с подводным плаванием! Сняв виллу в пригороде Ниццы, мы скучали в безделье, утешая себя лишь тем, что все когда-нибудь кончается. Очень трудно было с питанием, выручали лишь случайно добытые почти два центнера сушеных бобов, да рыба, пойманная с берега, попытки же отплыть на лодке от причала вызывали угрожающие крики, а затем и стрельбу итальянского патруля. Хотя на берегу итальянцы вели себя гораздо приличнее и приветливее, чем немцы.

Мы ничего почти не знали про Восточный фронт, война казалась от нас бесконечно далеко, если не считать налетов англо-американской авиации на Марсель, Тулон, Лион, Тулузу. Новый 1944 год мы отмечали очень скромно, казалось невероятным, что это Лазурный берег, где совсем недавно кипела веселая жизнь. В январе мимо шли немецкие войска, походными колоннами, на восток, но им не было никакого дела до нас. Затем куда-то пропали итальянцы, и наступила тишина. Радиоприемники были конфискованы, и мы могли узнавать о том, что творится в окружающем мире, лишь со слов немногих соседей, и случайно попавших в руки газет. Информация была самой недостоверной. Вдруг оказалось, что русские уже на Одере, и вот-вот возьмут Берлин. Что они уже в Италии, уже рядом. Что они вот-вот ворвутся во Францию и перережут тут всех, не хуже африканских людоедов (о чем особенно много писали немецкие и пронемецкие газеты). Практическим же результатом был визит немецкого офицера, отвечающего за охрану этого участка побережья, с приказом о записи в "фолькспатруль", один человек от квартала был повинен выходить на пляж, чтобы поднять тревогу при попытке высадки русских или английских диверсантов. Мы согласились, тем более что охраннику полагалось оружие - а на опустевших виллах уже случались грабежи.

В тот день нас было на вилле двенадцать человек. Дюма, Тайе с женой и ребенком, кинооператор Клод Хульбрек с женой, мы с Симоной и нашими двумя малышами, еще приехал с женой наш старый друг Роже Гарри, директор марсельской фабрики анилиновых красителей, игравший для нас роль некоего "окна в большой свет", он привез нам не только новости, но и один из аппаратов, переделанный по нашей просьбе в Марселе. Мы не теряли надежды, что завтра все же удастся нырнуть, не привлекая внимания немецкого мотопатруля, ночное погружение считалось слишком опасным. Был обычный скучный вечер, все новости были уже рассказаны. Мы стояли во дворе и смотрели на припозднившихся детей.

Вдруг нас окружили какие-то вооруженные люди, появившиеся ниоткуда, как призраки. Много позже я узнал, как нам повезло, что дети еще не спали - иначе нас бы приняли за немецкую спецкоманду, и могли уничтожить без всякого предупреждения. Сначала я решил, что это британские коммандос, и пытался втолковать им, что мы все гражданские лица, не имеющие никакого отношения к этой войне. Затем мы узнали, что это русские - и в первую минуту, сильно напугались.

Мне приходилось бывать в России, в тридцатом. И у нас во Франции было много эмигрантов оттуда, и мы знали, что, вопреки сказкам Геббельса, там живут вовсе не дикари-людоеды, а белые люди, внешне похожие на нас. Однако же, эта огромная страна, нависающая над европейской цивилизацией, была нам непонятна - в то время, как Европа, это в большей степени традиция, поступательное плавное движение, русские развиваются скачкообразно, Россия это постоянный оборотень, метаморфозы которого неожиданны для нее самой, каждую эпоху она иная. Еще мне было известно, что русские совершенно не признают нашего индивидуализма - когда ты, "отдав обществу долг", дальше можешь жить в свое удовольствие. И отличаются крайней нетерпимостью к тем, кто не разделяет их принципов, и беспощадностью к врагам - вдруг они сочтут нас, формально граждан страны, входящей в Еврорейх, ответственными за бесчинства немцев на Остфронте? Будь на их месте солдаты Достлера, они могли бы расстрелять нас всех прямо тут. Мне было страшно - но я считал ниже своего достоинства показывать это, тем более понимая, что не спасло бы.

К моему удивлению, командир русских, услышав мое имя, стал очень любезен. Он совершенно не владел французским - но мы смогли кое-как объясниться на довольно плохом итальянском, вставляя английские и немецкие слова. Прежде он спросил, что мне известно о немцах, где находятся их войска. Я честно ответил, что ближайшая комендатура в четырех километрах по побережью, там же находится один из "опорных пунктов", занятый, насколько я мог видеть, ротой солдат с несколькими полевыми пушками. Шесть таких импровизированных фортов прикрывают почти стокилометровый участок берега, дальше к западу начинается уже зона ответственности морской крепости Тулон. На маяке у входа в порт Ниццы - гарнизон из немецких моряков, а не солдат, но их там мало, десятка два. И еще по приморской дороге ездят мобильные патрули, из единственного моторизованного немецкого батальона, танков и бронеавтомобилей нет, обычные гражданские машины с солдатами в кузовах. Я искренне рассказывал все, что знал - у меня не было никаких причин любить немцев.

-Благодарю! - сказал русский - а теперь лучше спуститесь в подвал, мсье Кусто, со всеми. Сейчас тут будет очень жарко. А вам еще фильм про какое-нибудь "подводное путешествие" снимать. И не возражаете, если мы временно воспользуемся вашим транспортом - прокатиться до комендатуры?

В подвале было тихо и полутемно, лампочка едва горела. Прошло полчаса, или час, и вдруг раздался страшный грохот, с моря стреляли линкоры и крейсера, судя по калибру, тяжелые снаряды рвались, как казалось, совсем недалеко, дом трясся, как при землетрясении, осыпалась штукатурка.

-Стекол не останется - сказала Симона, едва успокоив напуганных детей - эти русские могли бы и предупредить, я бы срочно оклеила бумагой!