Максим Курочкин - Аниськин и шантажист

– Интересно, откуда у вашей Инессы Васильевны такой богатый опыт? – начал он с самого невинного вопроса. – Она что, всю жизнь работала, в домах престарелых?

– Что ты, сынок, – опередила своих подруг Федотовна, – до нас она на детях тренировалась. Сначала в школе работала, потом в ПТУ директором была, потом пошла в колонию, малолетних преступников перевоспитывать, а уж потом и до нас созрела, к пенсии.

– С нами труднее, чем с малолетними преступниками, мы капризные, а наказывать нас жалко, – похвасталась Анна Андреевна.

– Не может быть! – подогрел их Комаров.

– Дежурная, принесите альбом, – скомандовала Федотовна.

Дежурная старушка с красной повязкой на рукаве приволокла толстый слегка слинявший фотоальбом, обтянутый голубым плюшем. Альбом представлял собой что-то вроде свидетельства славного трудового пути заведующей но-пасаранского дома престарелых. Состоял он сплошь из групповых фотографий. На первых были изображены группки перепуганных вусмерть пионеров в мешковатых юбках и семейных трусах с помочами. Пионеры напряженно таращились в объектив, видимо, ожидая, что вместо птички оттуда вылетит как минимум птеродактиль, а как максимум враг мирового пролетариата. Защитить пионеров от страшного фотоаппарата пыталась девушка изящного телосложения с тонкими, даже несколько аристократичными чертами лица. Она, в отличии от своих подопечных, не была напугана. Руки ее обнимали максимальное количество жавшихся к ней питомцев, глаза фанатично горели огнем любви ко всему живому, даже к совершенно запутавшемуся в жизненных ценностях врагу мирового пролетариата.

Фотографии с пионерами сменили изображения старших школьников. Менялись лица, качество фотографий, прически, платья, выражения лиц. Почти не менялся лишь центральный персонаж всех фотографий – пионервожатая, учительница, директор – Инесса Васильевна. Да, она взрослела, меняла стрижку, на лицо наползали неизбежные мелкие морщинки, но глаза оставались теми же. Они все так же горели фанатичным огнем любви ко всему живому. Даже к совершенно запутавшемся в жизненных ценностях врагам мирового пролетариата, птеродактилям и прочим несознательным элементам.

Последней была групповая фотография ее новых подопечных и заключенных-побратимов. Костя в благоговейной тишине всмотрелся в лица старушек, потом раскрыл первую страницу. Интересно. До чего же похожими были глаза пионеров на первой и бабусек на последней! Столько же торжественности, столько же осознания важности исторического момента, столько же подсознательного, детского испуга. А самое смешное было в том, что заключенные, которые снялись вместе со своими подшефными, словно заразились от них серьезностью. Только один расплылся улыбкой профессионального тележурналиста. Зубы, как в рекламе.

Костя наугад перелистнул несколько центральных страничек и… наткнулся точно на такую же улыбку. Только улыбался уже не заключенный среднего возраста, а юноша в стандартной школьной форме и с родинкой на переносице. Стоп. Родинка. Костя вернулся к последней фотографии и ткнул пальцем в уголовника с улыбкой тележурналиста и редкой родинкой на переносице:

– Это кто?

– Эта наш Гришанька Мухин, – наперебой загалдели бабуси, – он знаете какой хороший? Никогда нас не забывает, другие походят – и бросают, а он всегда навестит, подарочки принесет, концерт организует, а один раз даже танцы устроил. А на гитаре как поет! Заслушаешься. Да не всякую там дребедень про зайчиков, а настоящее: про любовь, про смерть, про тоску. Вот сегодня придет – посмотрите на него. Может вам тоже понравится. И чего там, в тюрьмах, смотрят? Таких людей сажают! А мафии всякие по белу свету бродят, и хоть бы хны. Вот ты бы, Костенька, сказал бы там что ли кому? Тебя послушают.

Костя машинально кивал, а сам все возвращался к старым фотографиям. Сейчас он рассматривал их более внимательно, вглядывался в лица, искал знакомые черты. Что он надеялся найти? И сам не знал. Он просто помнил старое правило Виктора Августиновича: грибы не растут в одиночку. Если хорошенько покопаться, то можно найти целое семейство отборных боровиков. Жаль только, что эти боровики часто оказываются червивыми.

Вот оно! То есть он. Настенька, незабвенный Анастасий Иванович. Изменился, конечно, если бы Костя специально не искал, он ни за что не приметил бы его в толпе одноклассников. Та-а-ак. Значит, Анастасий Иванович, так старательно собирающий компромат на любимую учительницу, уголовник Гришанька, который навещает дом престарелых чаще, чем другие и не спешит афишировать свое знакомство с их заведующей. Что это? Совпадение? Нет. Сейчас ему никак нельзя попадаться на глаза Инессе Васильевне. Сначала необходимо собраться с мыслями и попытаться выстроить более или менее стройную линию преступления, если оно все-таки имеет место быть…

– Ой! Совсем забыл! – звучно хлопнул он себя ладонью по лбу, – мне же надо Мухтара выручать, а я тут с вами задержался.

– Мухтарушка? Что с ним? Помер? – оживились старушки, – никак наших пирожных облопался. Вот неприятность-то!

– Так это вы его безе кормили? – удивился Костя.

– А кто ж еще его, страдальца, приголубит? Тебе все некогда, сенца-то не всегда бросишь, а нас он веселит, спектакли показывает.

– Вот где он всегда пропадал. И допропадался.

Костя вкратце рассказал бабусям о письме Белокуровой – пусть страна знает своих героев – попросил держать в глубочайшей тайне его визит – старушки любят тайны, авось не сразу проболтаются заведующей – и помчался разыскивать Кирилла. Сейчас делом первостепенной важности было не освобождение Мухтара из плена, а попытка найти и разговорить Настеньку. Мухтар подождет. Во-первых, он на службе, а на службе принято терпеть лишения и невзгоды. Во-вторых, судя по прошлому Мухтара, ему не впервой томиться в темницах, а в-третьих, если Белокурова на самом деле считает Мухтара породистым козлом, то не будет над ним измываться. Над породистыми животными не измываются, их холят и лелеют, даже если они козлы.

Кириллу не свойственно было страдать, томиться, вздыхать на луну. Все свои проблемы он привык решать быстро, не раздумывая, сплеча. Сплеча же решил развязаться и с этой. И к Белокуровым он напросился не столько ради спасения Мухтара, сколько ради встречи с Калерией. Отпуск заканчивался, а уехать, не приняв решения, он не мог.

На свое счастье, первыми он встретил Зиту и Гиту.

– Орлы! – не стал разводить турусы на колесах Кирилл, – вы в курсе того, что ваша мамаша нашего Мухтара в плен взяла?

– Мухтара? – девочки переглянулись, – так вот почему она только Миртопию заставляет корову кормить! Раньше папа и Калерия Ночкой занимались, а теперь она сама и Митропия. А мы-то голову ломаем, что случилось!