Юрий Никитин - Имаго

Я поморщился.

– Знаете, я человек очень занятой…

– Тогда давайте условимся о каком-то месте встречи, – сказал голос все так же мягко и проникновенно.

– Щас, погодите, Чапаев думает, – сказал я. Прошел на кухню, проверил хлебницу, холодильник, сказал в трубку: – Мне все равно придется выходить за хлебом и сахаром. Вы за сколько доедете по моему адресу?.. Да, щас продиктую… Хорошо, там рядом с супермаркетом маленькое кафе. Я там всегда беру мороженое. Ровно через час, так? Договорились.

Я положил трубку. Пальцы вздрагивали, сердце колотится. Я отгавкивался лихо, небрежно, но чувствовал себя совсем не так круто, чтобы выпячивать грудь и все близлежащие органы. У нас о Карнеги впервые услышали в шестидесятые годы, когда по рукам пошла слепая копия отпечатанной на машинке рукописи «Как приобрести друзей и влиять на общество» неизвестного нам тогда автора Дейла Карнеги. Помню, ко мне она попала в конце семидесятых, я был еще совсем ребенком, но я был одаренным ребенком, уже чувствовал свое высокое предназначение, хоть и не знал, в чем оно выразится, эти машинописные листы прочел запоем и, как ни странно, врубился, почти все понял. Впервые был сформулирован, хоть и неявно, тезис, что хорошо поданная неправда проходит и внедряется в умы лучше, чем правда, которая «сама дойдет»!

Но книга потрясла, потрясла. Это сейчас понимаю, что правда могла доходить «сама» тысячу или пятьсот лет назад, когда книг не было, а выходной день был для размышлений, не для бездумного веселья. Сейчас же, когда обрушивается лавина информации со всех сторон, человек уже не размышляет, а выбирает для себя готовые формулировки, наиболее близкие ему по его принципам. Мол, и я точно так же сказал бы! И здесь Карнеги-центр под видом изучения общественного мнения умело внедряет свои взгляды. В нем полтора миллиона сотрудников, а бюджет равен бюджету средней европейской страны. Формулировки должны быть разработаны для этого человека разные, чтобы у него была видимость выбора, но все должны быть в одном диапазоне.

Я распахнул дверь на балкон, подставил разгоряченное лицо свежему воздуху. Не зря меня трясет. Директор Карнеги-центра по мощи и влиянию сопоставим опять же с главой европейской державы. Причем далеко не самой крохотной. Их внимание льстит, но и пугает – я держусь серой мышкой, мои работы касаются разных тем, но только не влияния на общество. Этого я избегаю панически, ибо разбрасывать золотые зерна в статьях уж давно перестал, леплю их одно к одному, выстраивая целое здание, которое… с которого еще не готов сорвать покрывало.

Минуты тянулись настолько медленно, что я бегал из комнаты на кухню, там тоже везде часы: на таймерах, проверял, не остановились ли. Какой черт работа, мысли роятся, как пчелы, налипают вязким шевелящимся слоем, жужжат, машут крылышками и скребут лапками…

Вышел, у подъезда на лавочке одна молодежь жмет другую, по проезжей части лихо чешут мальцы на роликах. В кафе на открытом воздухе посетителей почти нет, еще рано для завсегдатаев. Правда, один мужчина сидит за столом, перед ним стакан с розовым коктейлем, карточка меню. Возле ноги объемистый плоский портфель, в таких носят ноутбуки со всеми причиндалами вроде сканеров, принтеров и цифровых кино– и фотокамер.

Я прошел в супермаркет, хорошо посещать именно в такое время, когда прибывший со службы голодный народ еще не ломанулся к кассам, набрал большой пакет, а когда вышел, тот мужчина все там же, смотрит в сторону подъезда моего дома.

– Здравствуйте, – сказал я. – Я Бравлин Печатник.

Он порывисто вскочил, пожал мне руку. Лицо его лучилось искренностью и воодушевлением.

– Признаться, – сказал он, – я видел вас, когда вы пошли в этот магазин… но подумал, не может быть, этот слишком молод!..

Мы сели, я велел подбежавшей официантке в на диво короткой юбочке принести мороженое с орешками, взглянул на него вопросительно.

– Так что у вас за дело?

Свой безобразный пакет тоже прислонил к ножке стола. Уж мой точно никто не сопрет, можно не трястись и не проверять ногой украдкой.

Он смотрел на меня с тем же радостным удивлением.

– Честно, – сказал он, – я поражен… Я видел ваше фото, потому и узнал, но думал, что старое фото. Ведь вы успели отличиться в самых разных областях!.. Другому хватило бы на несколько жизней. Каждая ваша работа достойна докторской диссертации. Некоторые выводы настолько удивительны, парадоксальны и… верны, что подтвердилось самым ужасающим образом! О вас сейчас в наших стенах начинают говорить то в одном отделе, то в другом…

Передо мной опустилась в серебристой вазочке розовая горка мороженого. Девушка бросила на моего собеседника заинтересованный взгляд, от него за версту несет значительностью и большими деньгами, удалилась с заметной неохотой и как бы обидой, что ни один из нас не погладил по безукоризненному бедру.

– Польщен, – ответил я. – И что же заинтересовало настолько, что… вот этот контакт?

Он положил ладони на стол, серые внимательные глаза смотрели с дружелюбием и теплотой.

– Эксперты дают вашим работам высокую оценку, – сказал он очень искренним голосом. – В конце концов на совете было решено, что ежегодная премия могла бы быть присуждена вам. Это диплом, памятная медаль, нефритовая статуэтка и двести пятьдесят тысяч долларов. Еще цветы, ленты, поцелуй мисс Вселенная, банкет… словом, это роскошная церемония, смею вас уверить! Транслироваться будет по всемирному телевидению, все увидят ваш триумф…

И Таня увидит, мелькнуло у меня в мозгу. Отец увидит, перестанет считать меня гением в науке и полнейшим неудачником в жизни. И вообще все-все… Словом, медные трубы, медные трубы, медные трубы трубят, приглашают пройти тех героев, кто уже сумел пройти огонь и воду.

– Да, – сказал я, – эти церемонии впечатляют. Раньше было просто: президент жал руку и вручал медаль лауреата, а пионерка подносила цветы. А теперь все режиссируется умельцами, что привыкли ставить шоу Бивиса и Батхэда. Какие световые эффекты, какие краски, какие громогласные ведущие… Все расписано до мелочей, кому где стоять, как и кому кланяться, какие благодарственные слова говорить, кому поцеловать руку, кому – ногу, перед кем встать на колени… На этих условиях мне вручат, как я правильно понял, диплом, памятный знак и нефритовую статуэтку, плюс двести тысяч долларов?

– Двести пятьдесят, – поправил он и повторил со вкусом: – Двести пятьдесят тысяч долларов! Это, согласитесь, сумма. Четверть миллиона долларов.

– Еще бы, – охотно согласился я. – Сумма.

– А сама церемония, – сказал он легко, – пусть вас не беспокоит. Ведь когда прямую трансляцию смотрят миллионы, а эту передачу будут смотреть сотни миллионов!.. то нехорошо не дать красочное зрелище, не так ли?.. Люди пришли со службы после тяжелого трудового дня, включают телевизор… Мы просто обязаны дать им хорошее приятное зрелище! А хорошее нельзя сделать, если заранее не отрепетировать, не повторить хотя бы два-три раза все моменты, какие-то подправить, какие-то усилить, акцентировать, даже повторить…