Крис Бекетт - Во тьме Эдема

Мехмет оглянулся на нас. Я посмотрела на Джона. Тот покосился на меня, пожал плечами, встал и, ничего не ответив, ушел на лед.

— Джон молодец! — не унимался Мехмет. — Разговаривает с летучими мышами, плачет… и этот человек ведет нас незнамо куда!

— Ну веди ты нас, — предложила Мехмету Джела своим сильным глубоким голосом. — Если тебе так хочется. Ты же лучше Джона знаешь, что нужно. Так вперед! Отныне решения принимаешь ты. Давай. Расскажи нам, что делать дальше.

Мехмет опешил было, но тут же расплылся в улыбке:

— Ну уж нет. Мы так не договаривались. Джон нас в это втянул, вот пусть и выкручивается.

— То есть ты ему все-таки доверяешь? — уточнила Джела.

— Кому, Джону? Вот еще! Он все испортил. Сам не знает, что делает.

— И все равно тебе проще идти за ним, чем самому принимать решения, как тогда, в Долине Холодной тропы, когда Джон предложил вам выбирать. Это полная чушь, Мехмет, и ты сам это понимаешь.

— А ты, Джела, не суй свой нос куда не надо, — вмешалась Энджи Синегорка.

Гарри, сидевший рядом со мной, негромко застонал. Он раскачивался всем телом и тяжело дышал, как всегда, когда волновался, и готов был сорваться на крик. Я встала, чтобы его успокоить.

Джон подошел к краю ямы и посмотрел сверху на нас, сидевших в грязи. Я думала, он осадит Мехмета, но Джон ничего не ответил. Похоже, даже не заметил, что происходит.

— Мехмет, смени Майка, — только и сказал Джон. — У него ноги насквозь промокли, ему надо переобуться.

Мехмет взглянул на Энджи, но возражать не стал.

«Пфффф, пффффф, пффффф», — пыхтело дерево, исторгая в морозный воздух клубы пара.

Один из малышей проснулся и заплакал.

Четыре-пять часов спустя, когда вторая партия отогрелась у дерева и мы перекусили мясом, все снова натянули повязки, превратившись в диковинных, бесформенных чудищ, и вернулись на лед. Впереди ехал Джефф на Непе, за ним шагал Джон, а за ним — все мы и в самом хвосте — Джейн, которая вела на веревке Белоконя. Мы с Диксом шли в середине.

Сиськи Джелы, до чего же холодно наверху. Повязки промокли, мы устали, малыши плакали, и мы понятия не имели, куда идем. Правда, Неп, похоже, знал, потому что уверенно шагал вперед по снегу. Время от времени мы оборачивались и с тоской смотрели на дерево: в его сиянии снег под ногами искрился и переливался. Невероятно, но это одинокое дерево в грязной яме, да еще с огромным жутким трубочником внутри, казалось нам таким уютным и безопасным по сравнению с тем, куда мы шли.

Но вскоре дорога повернула, яркое дерево скрылось из виду, и мы очутились в кромешной темноте. Даже Звездоворот затянуло тучами. Мрак освещали только огни во лбу наших шерстячат. И в этом круге света с темного неба падали крупные пушистые снежинки, вихрились вокруг нас сотнями, тысячами, засыпали нас, шерстяков и тяжелые лодки из коры, которые мы по-прежнему волокли за собой.

Когда ты устал и отчаялся, единственное, что спасает, — это ритм. Поймаешь его, и сразу легче шагать, потому что он навевает сон. Но стоит кому-то заговорить или остановиться или что-то другое нарушит ритм, как тут же наваливается тяжесть. Так что мы шли и шли, не говоря ни слова.

Мы двигались около двух часов. Малыши молчали, никто ни с кем не разговаривал, только снег скрипел под ногами. Вдруг раздался голос Дикса:

— Что это за звук?

«Да заткнись уже, — подумала я. — Какое мне дело, что это за звук». Мне хотелось слышать только хруст снега под онемевшими от холода ногами. Но ребята тоже что-то услышали, остановились, заговорили разом и зашикали друг на друга, мол, тише, не мешай слушать. Шерстяки замерли как вкопанные и тоже прислушались.

Звук походил на еле слышный крик: «Ааааааааааааааааааа!» и доносился откуда-то с гор, маячивших в темноте слева.

Неп и Белоконь засопели и захрипели.

— Это Обитатели Сумрака! Значит, Люси Лу была права, Обитатели Сумрака существуют, — пробормотал кто-то.

По нашей веренице пронесся стон.

— Нет, это леопард, — крикнул Джон. — Держите копья наготове. Не выпускайте шерстяков.

Джерри и Джела подскочили к Непу, на котором ехал Джефф. Сьюзи и Дейв вцепились в Белоконя, который шел в конце. Шерстячата дергались, пытаясь вырваться, и испуганно повизгивали: «Ииииик! Иииииик! Иииииик!»

«Ааааааааа!» — снова раздался высокий одинокий крик.

Мы изо всех сил старались хоть что-то разглядеть в тусклом свете.

Вдруг Мехмет заорал:

— Нет! Он сзади! Повернитесь!

И тут леопард бросился на нас. Пока мы таращились в другую сторону, огромная белая пушистая тварь подкралась к нам по снегу, одним махом вцепилась в Белоконя зубами и когтями, вырвала его у Сьюзи и Дейва и поволокла прочь, оставляя на снегу тонкий черный кровавый след. Сьюзи с Дейвом погнались было за леопардом, но снег за пределами тропы, по которой вел нас Неп, оказался рыхлым и глубоким, и оба тут же провалились по колено. В отличие от леопарда, бежать по снегу они не могли.

Так хвост нашей цепочки лишился собственного источника света. Практически в полной темноте мы наблюдали, как снежный леопард в круге света от огонька во лбу Белоконя перегрызает шерстячонку горло. Этот леопард был крупнее своего лесного собрата, белый и мохнатый, как шерстяк. Четыре задние лапы у него были плоские и расширялись книзу; кроме двух черных круглых глаз, на макушке маячил третий, намного больше первых двух и глубокий, как миска. Заметив, что мы на него смотрим, леопард запрокинул голову, как будто глядя вверх, на горы, и до нас донесся тот же протяжный вопль: «Ааааааааа!» Мы оглянулись: казалось, что кричит не леопард, а кто-то далеко отсюда, где-то позади, над нами.

Хрум! Пока мы глазели незнамо куда, леопард откусил огонек с уже почти доеденной головы шерстячонка, проглотил, и его окутала тьма. В это мгновение в переднем конце шеренги послышался оглушительный визг: Неп вырвался у Джерри с Джелой и помчался прочь по снегу с Джерри на спине.

Так мы потеряли последний источник света. У нас не оставалось ничего, кроме этого яркого пятнышка посреди снегопада, а сейчас и этот огонек скрылся из виду вместе с крошечной тенью Джеффа, и мы остались в полной темноте.

«Аааааааа! — снова раздался убаюкивающий далекий крик снежного леопарда у нас за спиной. Сам же леопард — ничуть не сонный и вовсе не далекий, а громадный и свирепый, с огромными клыками и когтями, — был тут как тут, прямо перед нами. Лесному леопарду хватает одной жертвы, снежный же, видимо, не прекращает охоты, откусывает у шерстяков огоньки со лба и возвращается за новой добычей, пока не запасет мороженого мяса, которого хватит, пока мимо снова не пройдет стадо шерстяков.