Надежда Первухина - Заботливая женская рука
Волк постарался включить свои глаза на полную мощность, и наши герои увидели прекрасную статую женщины, сидящей на каменном же троне. Лицо ее было величественно, мраморные глаза смотрели гордо, и облачена она была в платье, текущее множеством складок к ногам. В одной руке женщина держала шар. А в другой…
Другой руки просто не было.
— Вот это странно, — сказала Димка. — Может, ей отбили руку? Как Венере Милосской?
— На подножии трона какие-то знаки, — показал волк. — Рука, двойная волнистая линия, глаз, шар, тройная ломаная линия, рука, нога, птица, голова быка. Я это запомню на всякий случай. По-моему, инкуб силен в мертвых языках. Нарисую — он переведет. А теперь пошли отсюда. Мне не нравится, как она на нас смотрит.
— А как на вас прикажете смотреть?!
Димка впервые за всю историю брякнулась в обморок. Вообще, у нее были крепкие нервы: перемещение в пространстве, вид царевича Филимона, плен и подземелье она вынесла стойко. Но когда подала голос каменная однорукая баба, Димка не выдержала. Упав в обморок, она придавила волку Сергею хвост. Но тот этого не заметил. Он с ужасом таращился на статую во все свои янтарные глаза.
Только йети не потерял присутствия духа. Видимо, глубокое знакомство с творчеством Диккенса не прошло для него даром. Он по-джентльменски не показал неприятного удивления тому, что статуя заговорила. Наоборот.
Йети сделал самый галантный поклон и сказал:
— Я приношу искренние извинения, что вместе со своими друзьями нарушил покой столь прекрасной и величественной леди.
Статуя смутилась. Не будь она мраморная, наверное, нежный румянец залил бы ее щеки.
— Ой, да ладно! — растянула она в улыбке каменные губы. — Я просто отвыкла от приличного общества. Столько веков почти в полном одиночестве! Ваши покойные предшественники меня боялись и вовсе не стремились к общению. Это так ужасно, когда тебя считают чудовищем!
— О, как я вас понимаю, милая леди! — прочувствованно воскликнул Чарли.
— Зовите меня Да, — жеманно дернула плечиком статуя и вдруг сошла со своего трона. Протянула Чарли единственную руку: — Рада познакомиться. Я здешняя богиня.
— А я просто Чарли, — чуть не умер от смущения гоминид.
— О, какое прекрасное имя! Чарли, прошу вас без церемоний. Я ведь богиня низвергнутая и забытая. Мой народ меня предал…
— Боже мой! — воскликнул Чарли. — Как это ужасно!
— Не то слово, — кивнула богиня. — Сами понимаете, когда тебя низвергают и вместо поклонения отправляют на кладбище, характер портится. Но вам я так рада! Надеюсь, вам не будет скучно выслушать мою историю?
— Почту за честь! — опять поклонился Чарли. — Только, с вашего позволения, я приведу в чувство своих спутников. Им тоже будет крайне интересно выслушать вас.
Димка поначалу смотрела на говорящую статую с опаской, а волк нервно зевал и оттого еще больше стеснялся. Но история богини оказалась столь печальной, что страх и стеснение у наших героев скоро сменились жалостью.
— Я была богиней уже тогда, когда создавался этот мир, — заговорила статуя. — Я даже принимала непосредственное участие в его создании. Видели дюны? Моя работа.
Дюны немедленно похвалили.
— Разумеется, вначале меня почитали. У меня были храмы, жрецы и священные девственницы, исполнявшие в мою честь танцы. Не подумайте плохого — распутства и человеческих жертв я не поощряла! С этого-то и начались мои беды. Несколько тысяч лет назад мои жрецы вступили против меня в заговор. Они были недовольны тем, что я запрещаю им жертвоприношения и ритуальное надругательство над девственницами. Меня низвергли и объявили, что найдут себе нового бога. Я была брошена в это подземелье. Тогда, в начале времен, оно еще было маленьким. Потом его расширили специально — у новой веры оказалось слишком много врагов.
— Неужели вы не пытались изменить положение? — взволнованно спросил Чарли.
— Пыталась! — Казалось, по каменному лицу потекли слезы. — Я пожертвовала своей правой рукой. Отправила ее в мир, чтобы она заботилась о людях, утешала страждущих, помогала бедным, несчастным и обиженным. Я надеялась хоть так облегчить людям их участь и напомнить о себе. Но вместо этого я только усугубила их горе. Потому что хитрые жрецы объявили мою руку новым божеством и во славу этого божества принялись вести кровопролитные войны, приносить тысячи жертв, проливать кровь… А что творили с девственницами, и сказать страшно. У меня остался единственный выход. Я использовала всю свою божественную силу, чтобы отправить эту руку в другой мир. В мир, который тогда еще только создавался. Я надеялась, что там она по-настоящему будет нужна. Но я опасалась, что жрецам и того мира придет в голову безумная идея использовать эту руку в качестве орудия устрашения и услады собственных низменных инстинктов. Поэтому я повелела ей являться только самому несчастному человеку того мира и всего раз в пятьсот лет. Надеюсь, она четко выполняла мои инструкции… Что ж, теперь ваш черед. Расскажите мне вашу историю. Кстати, вы здесь одни? Что-то я слышу подозрительный шум…
— Это наши товарищи, — сознался волк. — Мы ищем возможность бежать из этого подземелья.
— Бесполезно, — отрезала богиня. — Тут до вас столько народу перебывало — никто не спасся. Дракон был — и тот подох на седьмой сотне лет.
— А вы нам не поможете? — с затаенной надеждой спросила Димка.
— Ах, деточка! — покачала головой статуя. — Кто бы мне помог! Я ведь низвергнутая богиня, а от таких толку мало. Вот если бы здесь была моя рука, в ней еще осталась моя чудотворная сила…
— Рука? — нахмурилась Димка. — Из-за нее-то мы сюда и попали…
— Рассказывайте, — вторично потребовала богиня.
…Царевичу Филимону и инкубу повезло еще меньше остальных. Они не нашли сокровищ, как спецагенты ФБР, не познакомились с древней богиней… Они просто брели по просторам подземелья: Филимон светил бородавками, а инкуб Колосков делал ногтем зарубки на стенах, чтобы потом найти обратную дорогу. От нечего делать они, как всякие настоящие мужчины, развлекались воспоминаниями о давних любовных приключениях.
— Неужели ты, царевич, ни разу за пятьсот лет жене не изменил? — настырно интересовался инкуб.
— Нет. — Царевич был тверд. — Ни разу.
— Такое целомудрие похвально, но бессмысленно. — Инкуб все-таки в глубине был самим собой — растленным и неприличным духом, потому и вопросы задавал соответствующие. — Ведь жена у тебя все равно в гробу лежит, спит. Не узнает ничего. Или ты в таком обличье на измены был просто неспособен?
— Обличье — не помеха, — заявил царевич. — Только к чему мне это?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});