Яна Завацкая - Холодная зона

Даже непонятно, почему к ЗИНам относятся, как к чему-то ужасному.

Правда, известно, что некоторые не возвращаются из ЗИНа. Там смертность выше, чем в обычной жизни.

Но вряд ли выше, чем, например, в Уфалее до постройки фабрики.

О чем она думает? Спросить бы Рескова сейчас, что случилось с Талгытом. Видимо, связи отследили, и возможно, арестовали и его, и эти «связи». Но Рескова сейчас искать нельзя.

Ли попыталась сосредоточиться на работе. И вскоре поняла, что тест придется перенести — к завтрашнему она подготовиться не сможет.

Официальная версия быстро разлетелась по школе — Талгыта в городе задержала КБР «для выяснения некоторых обстоятельств».

Об этом особенно не говорили, да и никто не видел в этом чего-то сверхъестественного. Мало ли что? Талгыт уже не первоклассник, вокруг могут быть всякие люди, вон в прошлом году банду из Дагестана задержали.

В тот же день из киберцентра куда-то пропал программист Петр Величенко — уехал, не попрощавшись, не уволившись. Это заметили только те, кто связан с киберцентром, но и члены «Ак-Орды» тоже не могли этого не заметить. Ли в коридоре остановил Мухтар.

— Ты слышала, Петро свалил?

— Как свалил? Куда? — выпалила она.

— Никто не знает! Все из-за Талгыта. Короче, мы ничего не знаем, не в курсе…

— А как же теперь день национальной культуры? — ляпнула Ли. Мухтар посмотрел на нее, как на идиотку.

— Какой нам теперь день. Сиди и молчи, не дай разум кому узнать…

— Не понимаю, — завела Ли прежнюю песню, — что случилось-то? Мы же ничего плохого не делали!

Мухтар только хмыкнул и отошел. У Ли подкосились ноги. Это сколько же коммунаров — уже вот как минимум шесть человек, не считая Талгыта — думают так! Что же это у них за коммуна такая…

Она прогнала мрачные мысли, выпрямилась и пошла на работу в цех.

Денек в конце октября выдался ясный и теплый. Бабье лето. Ли неторопливо скользила на скутере, впитывая синее небо, лиловые горы вдали, желтые остатки листвы на черных стволах.

Как хорошо, что все это кончилось. Да, она будет и дальше с удовольствием ходить на занятия в школьной КБР. Но с этой группой покончено. Никакой слежки больше, никаких разоблачений, и этого дурацкого постоянного ощущения грязи, грязи, грязи, из которой никак не можешь выпутаться. Как из болотной топи.

Зачем она вообще ввязалась во все это? Все остальные члены секции ведь не напрягались так…

Но ведь она реально помогла КБР. Они там накрыли взрослых, вполне серьезных националистов. Ресков ее очень хвалил. Так что… все правильно. Наверное. Неприятный осадок, конечно, остался. Да хватит думать об этом! Теперь уже этого ничего не будет. Все кончено. Скоро Праздник Революции. Потом Новый Год. Что бы Димке послать на Новый Год? А может — Бинху тоже открыточку через комм… ну так, напомнить о себе. Давно не общались.

Да кто она такая, чтобы Бинх о ней помнил?

Скутер ревел, взбираясь в гору, и Ли задерживала дыхание, словно ехать было труднее. Но вот перевал позади, и Ли чуть прижала ручной тормоз, чтобы не слишком разгоняться. С горы открылся дивный вид — леса кое-где стояли еще красные и желтые, а в долине раскинулся Кузин, с его новыми сверкающими районами и тусклым старинным центром, с взлетающей в небо серебристой стрелой антенны уловителя.

В Кузине у нее было сегодня много дел — надо на складе кое-что взять для отрядного праздника, а главное — поручение юнкомовской ячейки, они готовили совместное мероприятие со школьными юнкомами в Кузине. Надо сегодня встретиться и кое-что обсудить. Это — нормальные, обычные дела. К которым она привыкла, и которые ей нравились.

Ли не стала переодеваться, так и поехала в Кузин в рабочей форме цвета хаки, юнкомовский шнур тоже надела, конечно, а поверх — камуфляжную куртку «осенний лес». По правде сказать, эта куртка не так уж и маскирует, где это они такой осенний лес видели? Уж точно не на Урале. Но ей и не нужно маскироваться.

Внезапно раздался оглушительный щелчок — как звук хлыста, Ли вздрогнула от неожиданности, а в следующий момент перекувырнулась и полетела наземь вместе со скутером.

Она собралась мгновенно. Скутер больно придавил ногу, но Ли выскочила из-под машины сразу, перекатилась, оказалась в придорожной канавке, выхватив «Осу».

Сейчас ей пригодился бы УВП! Ношение летального оружия, однако, требует спецразрешения. Поэтому все обычно носили нелетальное. Например, вот «Осу». Ли повела стволом, прислушиваясь, осматриваясь вокруг.

Показалось. Чего это она? Видимо, на что-то напоролась на дороге. Но звук… Ну показалось, наверное! Ли приподнялась на локте. Ощутила на миг, как болит ушибленная нога.

Новый короткий треск, и — будто копье воткнулось в без того больное бедро, над самым коленом. Не столько больно, сколько мокро и горячо. Ли задохнулась. Перекатилась, выставила ствол, вглядываясь в лес. Стреляли оттуда. Заметила движение впереди, пальнула туда — резиновой пулей, ну так другой-то нет.

Удар обрушился сверху. Прямо на грудь, на плечо, а потом — под шею, Ли задохнулась и не успела даже закричать. Пистолет из руки выбили. Ли попробовала было развернуться, как учил Ресков, но страшно мешала нога — боль в ней только начала разгораться, нога была будто свинцовая.

Ее куда-то волокли, полузадушив, плотно прижав шею спереди. Ли пыталась кричать, но выходил только хрип, она билась в ужасе, но стальные пальцы впивались в глотку. Потом ее швырнули на твердый камень, покрытый легким слоем опавшей листвы.

Здесь на Урале вся почва такая — жесткая.

Она задергалась, но тот, кто тащил ее, быстро и умело закрутил руки назад, связал чем-то тонким и жестким. И потом перевернул и прислонил к сосновому стволу — теперь она полусидела, упершись в ствол связанными руками, а вся правая штанина промокла и потемнела, и ногу начало страшно ломить.

Тот, кто тащил ее, наклонился, и Ли узнала Петра.

— Сука! — тихо произнес он, — доигралась?

Он же сейчас меня убьет. Ли как загипнотизированная смотрела на старенький «Кедр» в руке националиста.

Я не хочу умирать.

— Сука москальская, — повторил Петр, — это ты сдала Талгыта?

Что такое «москальская»? — подумала Ли. Какая разница? Он убьет меня. Чудовищная несправедливость давила сильнее боли — она же только начала жить! Почему именно она? За что? Нет, за что — как раз понятно…

Ли вдруг разом успокоилась. Вспомнился почему-то Бинх, его неестественно спокойное лицо, когда он говорил об убитых. Тоже — в основном совсем молодых мальчишках. Девочках. Таких же, как они.

Мне не уйти отсюда живой, ясно поняла она. Сжала зубы. Значит, вот так все кончится. Вот это последнее — просверки синего неба за стволами, черная дырочка дула, белые от ярости глаза этого… Петра, или как его. Этого фашиста.