Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 16

Кемул долго и отчаянно тряс головой, так, что его длинные волосы окончательно спутались.

— Ну нет! Кемул и так живет не плохо! Не так плохо, чтобы рисковать своей шкурой, помогая тебе! Луанг, надо его немедленно сдать куда следует!

Но Луанг лишь молчала с непроницаемым видом, не спуская с Флэндри глаз.

— Ну и как ты собираешься выбраться отсюда? — спросила она наконец.

— Ерунда. Мелочи. — И Флэндри неопределенно махнул рукой, не желая вдаваться в «мелочи».

— Вот что я думаю. Уж если ты сам не знаешь, как улетишь отсюда, то мы тем более. Стоит ли нам рисковать своей жизнью?

— Э-э-э… — Флэндри замялся, жестом попытавшись рассеять сомнение, застывшее на их лицах. — Предлагаю обсудить эту тему как-нибудь в другой раз, — стараясь выглядеть как можно естественнее, произнес он.

— Ты думаешь, у тебя будет «другой раз»?

На лице Флэндри появилась такая сногсшибательная улыбка, от которой все женские сердца от Скоты до Антар не могли не разбиться вдребезги.

— Если вы мне его подарите, моя госпожа. Она пожала плечами:

— Может быть. Если увижу смысл рисковать. И… вот еще что. Кемул уже завладел всем, что у тебя было. Чем ты собираешься заплатить за следующие тридцать дней?

Вот это был действительно вопрос.

Та часть Болотного города, которая располагалась между Каналом Цветка Лотоса, складом специй «Барати и Сыновья», Каналом Потонувшего Пьяницы и совсем жалкими, ютившимися на плотах хижинами — там, где Компонг Тимур граничил с никем не востребованной водянистой хлябью, подпадала под протекторат Суму Жирного. Ему платили дань все, кто обладал хоть маломальским доходом: паромщики, священники, колдуны, артисты, проститутки, держатели базаров, фальшивомонетчики — и другая подобная публика. Дань не была непомерной и строго согласовывалась с индивидуальными возможностями, так что поводов для смертельных обид как будто не было. В некоторых случаях Суму даже оказывался полезен: его ребята охраняли район от посягательств других группировок, устраивая иногда показательные расправы над случайными гастролерами. Для тех же, кто воровал товары из других частей города, он был надежным патроном. У него были связи, благодаря которым даже законный торговец мог получить баснословный барыш. Он мог найти покупателя на дочку какого-нибудь вконец обнищавшего папаши, чтобы тот смог достать денег на покупку очередной тридцатидневной дозы. В таких случаях, надо отдать ему справедливость, Суму не брал непомерных комиссионных. По примеру Соломона он также судил своим коротким судом тех, кто дерзал предстать пред его очами. А раз в год, на праздник фонариков, он лично раздавал леденцы малышне, бродя по своей территории, украшенной, кстати говоря, также за его счет.

Вот каков был Суму. И ненавидели его не больше, чем, скажем, какого-нибудь правителя.

Однажды, некто Прадъюнг, человек Суму, совершал ежедневный обход территории в целях сбора дани. Каково же было его изумление, когда он услышал о некоем рассказчике, который в течение двух дней на площади Индранадъю зарабатывал себе на жизнь, не позаботившись заручиться разрешением.

Прадъюнг был зауряден с виду, но ножом владел как фокусник. И вот ясным днем, когда белое солнце в обесцвеченном небе забралось на самый верх, а железные стены, вода канала, даже солома крыш и дерево излучали несусветный жар, в котором все плыло, отбрасывая иссиня-черную тень, Прадъюнг пошел на площадь. Высоко над крышами парила пагода Биоконтроля, казалось, она плавится на солнце, так что у любого смотрящего на нее вызывала головокружение. Гомон толпы, треск моторов, все эти звуки созревали прямо из воздуха; женщины сидели перед дверьми своих домов и кормили детей грудью. Ему было трудно идти мимо нескончаемых ларьков горшечников: сандалии при каждом шаге норовили прилипнуть к пузырящейся смоле досок. Он перешел через подвесной мост на холм, где у центрального фонтана стояли когда-то каменные драконы, которых время и непогода превратили в безобидных мопсов. Фонтан, к слову сказать, тоже давно иссяк — несколько поколений назад был украден водопровод. Тем не менее, как и прежде, на площади Индранадъю собирались продавцы овощей и фруктов с соседних ферм. Их ларьки с соломенными крышами и красными флажками окружали площадь. Здесь было прохладнее, чем где-либо, можно было стянуть незаметно modjo, поэтому народа здесь скапливалось множество, дети и зеваки составляли большую часть. Лучшего места для рассказчика нельзя было и придумать.

Этот пришелец сидел, помахивая самым обычным веером, перед ним стояла обычная чаша для пожертвований. Однако на этом все обычное кончалось. Прадъюнг был вынужден поработать корпусом и локтями, чтобы очутиться в первых рядах. Только тут он увидел этого человека. И открыл рот.

Никого подобного не встречал он раньше за всю свою жизнь. Парень был высокий, прекрасно накачанный. Но кожа его была бледной, лицо вытянутое, нос торчал клювом, а уж глубоко посаженные глаза были и вовсе неправильной формы. На верхней губе росли волосы — факт исключительно редкий, хотя и не полностью неизвестный в этих краях. Усы были коричневого цвета, точно такого же, как кончики волос, выбивавшиеся из-под чалмы. Говорил он с сильным, незнакомым акцентом и в абсолютно не свойственной рассказчику манере. И еще — он был совершенно спокоен.

Что вполне объяснимо, ибо рассказывал он не о какой-нибудь Серебряной Птичке или о космическом торговце Ван Рийне, или еще о каком-нибудь набившем оскомину анахронизме. Нет, он рассказывал совершенно новые истории, неприличные по большей части и дерзко забавные. Толпа держалась за животы.

— …И вот, после столь долгой и блестящей карьеры, сражавшемуся в воздухе за честь и славу своей страны Пьеру Удальцу даровали отпуск домой. Для пилота более желанной награды нельзя было придумать. — Рассказчик скромно потупил взор и добавил: — Но я всего лишь бедный человек, о щедрые и добросердечные люди, и изнемогаю от усталости…

Деньги зазвякали о чашу. Рассказчик переложил всю мелочь в сумку, откинулся назад, зажег сигарету, отхлебнул глоток вина из меха за спиной и заключил:

— Дом Пьера Удальца назывался Париж, это был самый богатый и прекрасный из всех городов. Именно там мужчины овладели все искусством наслаждения: это значит не просто валяться вместе, но использовать самые нежные и утонченные изыски, самые прелестные и пикантные тонкости… Вот, для примера, рассказ о путнике из любопытного местечка под названием Техас, который, попав в Париж…

— Остановись!

Прадъюнг оттолкнул стоявших на его пути в самом ближнем к рассказчику кружке слушателей и встал прямо перед ним. Публика недовольно загудела сзади, тогда он потянулся к рукоятке кинжала. Наступила тишина. Лишь отдельные невнятные возгласы протеста слышались из толпы. Кое-кто, решив, что пора и честь знать, постарался как можно незаметнее ретироваться.