Роман Злотников - Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

Рассказывали об этом шепотом и наедине, так что никто даже и не знал доподлинно – а были ли они вообще, эти бунты? Может быть, их просто выдумывают для самоуспокоения? Мол, да, сам я умный и потому трусоватый, но есть, есть на Земле люди сумасшедшей храбрости, способные на такое. И восхитишься мысленно их героизмом. И почтишь мысленно их светлую память. От этого становится легче на сердце, будто сделал что-то хорошее, нужное, правильное. Оккупация после этого уже не кажется такой оскорбительной, и можно спокойно жить при ней дальше.

Человека, за которым следовало ухаживать Айвену, называли Старик, и это было точным прозвищем. Разве что выглядел его подопечный не совсем человеком. Трудно сказать, отчего, в первую очередь, происходило такое впечатление. То ли от возраста, то ли от множества имплантантов и биозаменителей. Какими бы качественными, дорогими и похожими на настоящие они ни были, им все же было далеко до живой молодой или хотя бы не ветхой плоти – самого дорогого, что есть на Земле. А очень может быть, это впечатление объясняется тем, что Старик, как один из ответственных работников Оккупационного Правительства, слишком часто и напрямую общался с захватчиками-инопланетными и перенял манеры – пластику, мимику – этих почти богов.

Но все-таки Старик понравился Айвену. Чувство достоинства и властность не доходили у того до высокомерия. Напротив, он был внимателен, заботлив. От этого даже появлялось ощущение, что Старик – слуга Айвена почти в той же степени, что и Айвен – его служка. Хотя, конечно, всего лишь «почти» и только «впечатление».

Подумалось, как хорошо, как правильно, что именно такие люди, властные, но мудрые и заботливые, находятся в Оккупационном Правительстве, а не те, что были до них раньше. Говорят, те довели дело до унизительного и страшного «кровавого казуса», а эти не только устранили его, но и решили все другие проблемы, установив сразу же после «Поражения и Преображения» – «Порядок, Мир и Счастье на Земле». Айвен почувствовал, что на сердце потеплело. Показалось, что Старик не просто великий человек (все же человек!), прислуживать которому ему посчастливилось, а его, Айвена, родственник. Пусть не самый близкий, но все же именно родственник. И вдруг так захотелось узнать его настоящее имя. Но нет, это было запрещено. Для безопасности и поддержания Мира на Земле персональные данные членов Оккупационного Правительства засекретили. Айвену не суждено было узнать, кто перед ним: обычный функционер, чиновник, пусть даже самого высокого уровня, но рядовой, «один из» или, может быть, даже сам председатель Правительства.

От главного острова лучами по окружности расходились маленькие островки. От этого сверху весь элитный курортный архипелаг Кур-Ити-Ати (он носил то же имя, что и главный остров) казался проекцией Солнечной системы (звезда плюс планеты) на теплую океаническую гладь. Остров Старика звался Кур-Тики.

Айвену понравилась комната, где жил его предшественник. Ощущение было такое, будто в ней раньше обитал прадедушка или какой-то другой старший родственник. Дедушка умер, а ты теперь живешь здесь вместо него. Для начала Айвен почти ничего не стал менять, только выбросил совсем уж устаревшую технику и вставил везде свои чипы: родные лица, родные пейзажи.

Комната с ментально меняющимся микроклиматом. Старик – добрый и внимательный хозяин. Уютный остров с пальмами. Поблескивающий живой, лазурный океан. Как прекрасна жизнь, как же ему повезло!

Рядом с их островом был другой островок с похожим жилищем, похожим набором пальм, беседок, настилов, спусков к воде. И даже катер почти такой же, только не бело-синий, а бело-розовый. Скорее всего это означало, что его владелица – женщина, но долго не было возможности убедиться, так ли это – из жилища никто не выходил. Правда, когда темнело, огонек в окнах загорался. Айвен невольно начал фантазировать, кто там живет. Должно быть, женщина. И при ней – еще одна женщина. Или девушка…

Да, он не ошибся. Именно девушка. На третий день она вышла из жилища. Быстро подбежала к океану, спустилась на несколько ступенек и набрала воды в ладошку. А потом утерла лицо этой водой (соленой!). Айвену, жившему на большой земле у реки, это показалось странным. Живя в таком замечательном жилище с таким набором регулируемых функций, выбежать на секунду на воздух, для того чтобы умыться соленой океанической водой… Чудно. Он бы не стал так делать.

На четвертый день девушка не вышла, а на пятый показалась. И на шестой тоже. А на седьмой уже не просто выскочила на настил, но и, сбросив халат, звонко нырнула в воду, а потом поплыла вдаль от острова – быстро, но красиво. Не с мужской хищной силой, а с женской плавной ловкостью.

Айвен подумал, что он должен бы начать волноваться о ней – уж больно далеко заплывала девушка. Но нет, волноваться не получалось. Трудно было представить, что с этой дельфиншей что-то случится. И точно, вот уже ее голова и руки над водой превратились в маленькую точку… Но сразу же вслед за этим точка опять начала разрастаться – и уже снова можно было различить голову, руки… А еще через минуту, одну или несколько (с таким зрелищем о времени забываешь) она выскочила на настил, набросила халат и скрылась в доме.

Айвен решил, что это было, пожалуй, лучшее зрелище, лучшее развлечение за все время, что он пробыл здесь, на Кур-Ити-Ати.

После этого девушка выходила часто (бывало, что и по три раза в день) и купалась, заплывая далеко от берега. Острота, свежесть первого впечатления стерлись, но все равно смотреть на нее и за ней было приятно. Намного проще и интереснее, чем за Стариком.

А вот хозяйка девушки по-прежнему не показывалась. Наверно, все еще отходила от болезни. Жалко ее, ведь скоро должен был начаться большой, светлый и радостный праздник, День Поражения и Преображения. Все островки курортного архипелага заботливо к нему приукрашивались, причем не только объемными инсталляциями, но и живыми цветами, праздничными лентами и ленточками. От ветра с океана, то легкого, а то и посильнее, все это (ну то есть все, кроме голограммпроекций) качалось, шуршало и позвякивало, создавая удивительное праздничное настроение. И музыка, не тихая, не громкая, а именно такая, чтобы не мешала, входила в душу.

Но соседка Старика все не выходила.

Дня за три-четыре до Дня Поражения Старик попросил Айвена сходить (или сплавать, как ему удобнее) на остров соседки, узнать, как у нее дела. Это было очень странно и неправильно. Понятно, что идти тут недалеко – по лучевой дорожке на главный остров архипелага, а оттуда по такой же дорожке – на остров соседки. А уж на катере, переведя его в тихоходный режим, – вообще минутное дело. Но ведь связаться по Сети – еще быстрее. Точно так же можно все узнать, все выспросить, да еще и иметь изображение плюс голос, почти живой. А Старик послал его с личным визитом, как делали, наверно, тысячелетия назад.