Рэй Брэдбери - Кладбище для безумцев

Грок закрыл глаза и едва не врезался в телефонный столб, после чего резко повернул и остановился.

— Я догадывался, что это ваша работа, — сказал я наконец.

— «Если играешь Христа, будь Им! — сказал я Христу. — Я сделаю тебе такие раны от гвоздей, что хоть показывай на выставках искусства Ренессанса! Я пришью тебе стигматы Мазаччо, да Винчи, Микеланджело! С мраморной плоти микеланджеловской Pieta182!» И как ты уже видел, в некоторые особые вечера…

— …стигматы кровоточат.

Я с шумом распахнул дверцу машины.

— Пожалуй, остаток пути я пройду пешком.

— Нет-нет, — извиняющимся тоном произнес Грок, издав пронзительный смешок. — Ты мне нужен. Какая ирония! Нужен, чтобы меня выпустили из ворот, после. Иди поговори с Ботуин, а потом мы умчимся отсюда как черти.

Я в нерешительности держал дверцу полуоткрытой. Казалось, Грок пребывает в какой-то развеселой тревоге, его ликование граничило с истерией, так что мне ничего не оставалось, как закрыть дверцу. Грок поехал дальше.

— Спрашивай, спрашивай, — сказал он.

— Ладно, — осторожно ответил я. — Что вы скажете про все эти лица, которые вы сделали красивыми?

Грок нажал на педаль газа.

— «Они останутся такими навечно», — сказал им я, и дурачки поверили. В любом случае я ухожу на покой, если только мне удастся выбраться за ворота. Я купил билет в кругосветный круиз на завтра. За тридцать лет мои шутки превратились в змеиные укусы. Мэнни Либер? Он может умереть в любой день. А где доктор? Ты не знаешь? Он куда-то пропал.

— Куда?

— Кто знает? — Но взгляд Грока скользнул в сторону стены, отделявшей киностудию от кладбища. — Отлучен от церкви?

Мы все еще ехали. Грок покачал головой.

— А вот Мэгги Ботуин мне нравится. Она хирург-виртуоз, как и я.

— Она не говорит таких слов, как вы.

— Если бы она когда-нибудь такое сказала, ей пришел бы конец. А ты? Что ж, избавление от иллюзий — долгий процесс. Тебе стукнет семьдесят, прежде чем ты поймешь, что шел по минному полю, крича отряду идиотов: «За мной!» Твои фильмы забудутся.

— Нет.

Грок бросил взгляд на мой решительный подбородок и упрямую нижнюю губу.

— Пусть так, — согласился он. — У тебя вид настоящего праведника-безумца. Нет, твои фильмы не забудутся.

Мы свернули за угол, и я спросил, кивнув головой на плотников, уборщиков и маляров:

— Кто приказал затеять все эти работы?

— Мэнни, разумеется.

— А кто приказал Мэнни? Кто на самом деле отдает здесь приказы? Тот, кто прячется за зеркалом? Приходит из стены?

Грок резко ударил по тормозам и неподвижно уставился вперед. Мне хорошо были видны следы швов вокруг его ушей, изящных и ясно очерченных.

— На этот вопрос нет ответа.

— Нет? — переспросил я. — Я гляжу вокруг — и что же я вижу? Студия, у которой в производстве восемь фильмов. Один из них — огромный проект, наше эпическое полотно об Иисусе, осталось всего два дня съемок. И вдруг, по какой-то прихоти, кто-то говорит: «Заприте двери». И начинается дурацкая покраска и уборка. Это безумие — закрывать студию с ежедневным бюджетом от девяноста до ста тысяч долларов. В чем же дело?

— Ну и в чем? — тихо спросил Грок.

— Ну, скажем, Док: по-моему, он просто медуза, ядовитая, но бесхребетная. Смотрю на Мэнни: с его задницей только на высоком стульчике сидеть. Вы? У вас под одной маской скрывается другая маска, а под той еще одна. Ни у кого из вас нет пороховой бочки или мощного электронасоса, чтобы разнести вдребезги всю студию. А она тем не менее летит в тартарары. Я представляю студию как большого белого кита. В него летят гарпуны. Значит, должен быть и безумный капитан.

— Тогда скажи мне, — сказал Грок, — кто здесь Ахав?

— Мертвец на кладбище. Он стоит на приставной лестнице, глядит поверх стены и отдает приказы. И вы все разбегаетесь.

Грок заморгал — медленно, словно игуана. Веки трижды опустились на его огромные темные глаза.

— Но не я, — сказал он, улыбаясь.

— Не вы? Почему не вы?

— Потому что, дурья ты башка! — Грок расплылся в улыбке, глядя на небо. — Подумай! Есть только два гения, способных смастерить такого мертвеца! Чтобы он стоял на лестнице под дождем, глядел поверх стены и у людей сердце останавливалось!

Тут Грока скрутил такой приступ смеха, что он чуть не помер.

— Кто мог слепить такое лицо?

— Рой Холдстром!

— Да! А еще?!

— Гример… — запнулся я, — гример Ленина?

Станислав Грок повернулся ко мне, сияя ослепительной улыбкой.

— Станислав Грок, — оцепенело произнес я. — Вы.

Он скромно склонил голову.

«Так это вы! — думал я. — Не чудовище, которое прячется в могилах и залезает на приставные лестницы, чтобы подвесить туда чучело Арбутнота и заморозить всю работу на студии! Нет, это Грок, человек, который смеется, маленький Конрад Вейдт с вечной улыбкой, пришитой к лицу!»

— Но зачем? — спросил я.

— Зачем? — Грок усмехнулся. — Господи, да чтобы расшевелить всех! Тут же годами царила скука! Док подсел на свои иголки. Мэнни разрывается пополам. Мне не хватало шуток на этом корабле дураков. Так пусть мертвые восстанут! Но ты все испортил: нашел труп, но никому не сказал. Я надеялся, что ты побежишь с криком по улице. Вместо этого на следующий день ты закрыл рот на замок. Мне пришлось сделать несколько анонимных звонков, чтобы позвать людей со студии на кладбище. И тут начались беспорядки! Скандал.

— Это вы послали второе письмо, чтобы заманить нас с Роем в «Браун-дерби» и показать Человека-чудовище?

— Я.

— И все это ради шутки? — оторопело спросил я.

— Не совсем. Киностудия, как ты уже заметил, расколота надвое и стоит над прожорливой расселиной, над разломом Сан-Андреас,183 готовым вот-вот взорваться новым землетрясением. Я почувствовал толчки несколько месяцев назад. Тогда я прислонил к стене лестницу и поднял на нее мертвеца. А заодно, как ты можешь сказать, поднял и свои гонорары.

«Шантаж», — раздался шепот Крамли где-то в моем подсознании.

Грок скорчился от смеха, потешаясь над собственными словами:

— Запугать Мэнни, Дока, Иисуса, всех, включая чудовище!

— Чудовище? Вы хотели напугать его?!

— А почему бы нет? Толпу! Сборище! Заставить их всех платить, пока они не узнают, что за всем этим стою я. Поднять панику, собрать сливки и смотаться!

— Боже, но ведь это значит, — проговорил я, — что вы все знали о прошлом Арбутнота, о его смерти. Его отравили? Это так?

— Э, — отозвался Грок, — все это теории, домыслы.

— Сколько людей знает о том, что вы купили билет в кругосветное путешествие?

— Только ты, бедный, милый, печальный, обреченный мальчик. Но я думаю, кое-кто уже догадался. Иначе зачем было закрывать ворота и держать меня в ловушке?