Александр Усовский - Книги лжепророков

— Заткнись. Неприятности — у тебя. И не будут, а уже есть. Читал? — И с этими словами он бросил на заднее сиденье измятый номер "Gazeta Wyborcza". — Вторая страница, внизу.

Элегантный господин взял газету — по его глазам было ясно, что он ничегошеньки в этой ситуации не мог понять — и, оглядев окружившие его каменные лица, вздохнув, развернул предложенную прессу.

— А где именно?

— Раздел "выпадки"12. — Голос сидящего на водительском месте мужчины был глухо-раздражённым.

Владелец "гелендвагена" не стал больше спорить — а, хмуря брови и шевеля губами, начал читать предложенную статью. Видно было, что польский текст даётся ему с немалым трудом.

Вдруг изящный денди побледнел и опустил газету. Сидящий на переднем пассажирском кресле хмурый удовлетворённо кивнул.

— Значит, прочитал. И я тебя даже спрашивать не буду, был ли ты знаком с убиенным таким жестоким образом уважаемым господином Спиро Такманом. Вижу, что был.

Хозяин "гелендвагена", сделав несколько судорожных движений губами, всё же смог произнести:

— Но…. Как же так? Ведь господин Такман…. Он же член совета директоров…. Уважаемый бизнесмен…. Как же? Топором? На глазах пассажиров? Но ведь… ведь это невозможно?

Хмурый, сидящий за рулём, кивнул.

— Невозможно. Но произошло. Завтра будет в наших газетах. Важный бизнесмен, член совета директоров, член наблюдательного совета, и прочая, и прочая, а на самом деле — резидент иностранной разведки — на глазах пассажиров автобуса Люблин — Краков вытащен тремя неизвестными в масках из собственного "мерседеса", жестоко избит, а затем демонстративно лишён головы. Жуткое это убийство произошло вне зоны доступа мобильной связи, так что полиция об этом кошмаре узнала лишь через полчаса, когда кровь вашего убиенного хозяина уже успела остыть. И заметьте, Вениамин Аркадьевич — газета не пишет, что преступники пойманы. Знаете, почему? Потому что они уже дома…

Элегантный господин достал из нагрудного кармана шёлковый платок, вытер появившуюся на лбу испарину.

— А я? Вы…. Кто вы?

— Не имеет значения. Имеет значение лишь одно — мы в состоянии сделать то же самое со всеми, кого считаем заслуживающими подобного. Три дня назад, десятого июня, вы были на погранпереходе Ханоба?

— Да… нет… — Хозяин "гелендвагена" вдруг начал обильно потеть, и его изящный шёлковый платок, которым он лихорадочно начал вытирать лоб, мгновенно превратился в мокрую тряпку. Сидящий на водительском месте хмурый, брезгливо поморщившись, протянул ему кусок фланели, торчащий из бокового кармана дверцы джипа, и в обычной жизни служивший, очевидно, для протирания стекла. Но элегантному господину было уже, очевидно, не до гигиены — схватив грязноватую тряпку, он торопливо начал вытирать лицо, всё покрытое крупными каплями пота.

— Ещё раз спрашиваю — был с азербайджанской стороны перехода Ханоба десятого июня, в два часа дня? Я ведь тебя не затем спрашиваю, чтобы ты мне правду сказал — я её и так знаю. Я тебя затем спрашиваю, чтобы решить, что с тобой дальше-то делать…

Изящный денди (стремительно, правда, перестающий быть таковым) часто закивал головой.

— Был, был. Но я был там не один! Там ещё съёмочные группы двух телеканалов были, и ещё журналисты…

Но хмурый с водительского сиденья его прервал.

— Мы знаем. Тагиева знаешь? Подполковника Тагиева?

— Да, знаю.

— Хорошо. В три часа, когда ваша затея кончилась пшиком — ты звонил Такману на его служебный телефон. Так?

Хозяин "гелендвагена" опять мелко закивал.

— Хорошо. Ты знал, что должно было быть в фуре, перевозящей комплект оборудования для производства соков? Тебе Тагиев об этом говорил?

— Нет! Богом клянусь, нет! Спиро сказал… Спиро обещал, что будет мировая сенсация. А там оказалась… оказалась какая-то дурацкая железяка! Тагиев сначала что-то начал говорить о чудовищной контрабанде — но потом…. Там какой-то офицер принёс какой-то прибор… я не знаю, что они там мерили — но потом Тагиев сказал, что… что все свободны.

— И ты позвонил Такману?

— Да, я же должен был выяснить, что за идиотский розыгрыш он мне устроил… на свои же деньги?

— Значицца, так, Вениамин Аркадьевич. Вы, как я понимаю, компанию покойному Такману составить никак не желаете?

Денди стремительно побледнел.

— Н-н-н-ет….

— Отлично. Вы ведь по политическим убеждениям — либерал, насколько я понимаю?

Элегантный господин криво улыбнулся.

— Да я … я как-то далёк от всего этого….

— Значит, либерал. И вам, как либералу, дорога свобода прессы? И в целом свобода слова, митингов, собраний? Права человека, наконец?

Хозяин "гелендвагена" растерянно пожал плечами и промолчал.

— Значит, дороги. И завтра вы публично, на глазах коллег, при телекамерах — порвёте свой российский паспорт и заявите, что ни одной секунды больше не можете быть гражданином страны, столь беззастенчиво попирающей основополагающие демократические свободы и права. Израильский паспорт у вас же имеется?

Изящный господин молча кивнул.

— Вот и славно. И вы, как гражданин Израиля, до полудня послезавтрашнего дня навсегда покинете проклятую страну, душащую свободу слова. Ведь покинете, не так ли?

Денди растерянно оглядел хмурых мужчин.

— А… а зачем?

— А затем, Вениамин Аркадьевич, что, если вы этого решительного гражданского поступка завтра в десять утра, на пресс-конференции в Интерфаксе, не сделаете — то к закату господин Спиро Такман будет наслаждаться вашим обществом. Учти, Нудельман — мы не милиция, не ФСБ, не прочие официальные органы. Нам для того, чтобы отрубить человеку голову, никакие санкции никаких прокуратур не требуются. Мы сами решаем, у кого есть право на жизнь — а у кого эта лицензия уже закончилась. Твой дружок и хозяин Спиро Такман решил, что может вытворять на нашей земле всякие кунштюки — и ему за это ничего не будет; мы его убедили в обратном. Очень хорошо убедили! Поэтому, хочешь жить — завтра в десять утра ты перед телекамерами рвёшь свой российский паспорт и послезавтра убываешь Эль-Алем в аэропорт Бен-Гуриона. Не хочешь — можешь и не рвать, мы поймём и уважим твой выбор.

— Нет! Нет! Конечно, порву! Да меня давно уже зовут в Израиль… Господь с вами, конечно порву! — Тут хозяин "гелендвагена" вымученно улыбнулся. — Только вот с имуществом как быть? У меня здесь квартира, машина…

Сидящий на водительском сиденье хмурый развёл руками.

— Ну, раз тебе имущество так дорого — оставайся. Я понимаю, прикипел душой к барахлишку-то, приобвыкся…. Неволить не можем. Выбор у тебя есть — твоё дело его сделать. Стало быть, остаёшься? — и хищно улыбнулся.

Элегантный господин опять побледнел.