Наталья Никитина - Полтора килограмма

найти подвох.

– Не подделка, – заверил я его.

– Спасибо, братан! – Андрей, сдерживая дикий восторг, обнял меня и кинулся в прихожую

доставать из кармана куртки свой телефон, чтобы переставить сим-карту.

Я извлек из чемодана дамскую сумку, перчатки и палантин. Все перечисленное было в одной

цветовой гамме с узнаваемыми коричневыми квадратиками, расположенными в шахматном порядке. Катя

завизжала и прыгнула мне на шею с поцелуями:

– Лешка, я такое в журнале у Светки видела!

– Я не знал твой размер, возможно, перчатки будут немного великоваты, – пробормотал я, пытаясь

скрыть, как приятен мне ее восторг.

– Нет, в самый раз! Как для меня!

Мама скромно сидела на краю дивана и опять смахивала подступившие слезы. Она с умилением

наблюдала за счастливой возней своих детей, конечно, даже не догадываясь о стоимости подаренных

вещей.

Наконец, со дна сумки я извлек белый норковый палантин для нее. Она замахала руками, словно

увидела нечто неприличное, и смущенно возразила:

– Нет, Лешка, не выдумывай! Ну куда мне в нем ходить? С моим пуховиком и уггами? Да надо мной

весь район смеяться будет! Верни его в магазин, деньги такие и тебе пригодятся.

Я растерянно держал манто в руках. Она говорила быстро, сбивчиво, и я не совсем понял, кто и

почему будет над ней смеяться. Обескураженный происходящим, я положил подарок на старый потертый

комод и ушел на кухню допивать остывший чай. Мама бросилась следом. Она расплакалась и опять, как при

встрече, прижалась к моей груди.

– Прости меня, дуру такую! Ты старался, выбирал, деньжищи такие отдал, а я брать не хочу! Мне

очень понравилась штука эта! Не сердись! Просто я ведь и носить-то ее не умею, в театры не хожу. Разве в

магазин надеть попробовать.

– Не плачь, мам! Я не сержусь. Не хочешь – не носи или Кате отдай.

Женщина вытерла слезы и внезапно оживилась:

– Действительно, Катька пусть и носит! Только отымут ведь, вечером поздно пойдет и отымут! —

начала опять заводиться мама. – А не дам я ей по вечерам носить шарфик этот, – сама себя успокаивала

она. – Днем пусть носит, а вечером не дам!

Я молча пил чай, всё еще ошеломленный произведенным эффектом от подарка. Надо было просто

купить часы, которые мне так приглянулись в «Лафайетте».

Наступило затишье. Андрей изучал инструкцию к айфону, Катя в манто, перчатках и с сумочкой

вертелась перед зеркалом. Мама перебирала постельное белье, выбирая комплект поновее для меня. Я же,

наконец, смог отправиться принять душ.

Часы показывали уже почти полночь, когда мы с братом вышли на балкон покурить. Ночное небо

черным куполом стояло над Екатеринбургом.

– Ирка замуж вышла. Мать просила не говорить тебе, только всё равно ведь узнаешь.

Я не знал, как реагировать на эту новость. Поэтому тупо смотрел в темноту, скрывающую за собой

ночной двор, и молчал.

– А ты что, теперь всё время будешь разговаривать, как идиот, или потом речь наладится?

– Не знаю, – пожал я плечами, озадаченный сравнением.

– А ты Ирку помнишь-то? – не унимался брат.

– Нет. Я вообще никого не помню. Ни маму, ни тебя – никого.

– Офигеть! Я такое только в кино видел, – он смачно сплюнул и, проследив полет плевка до

асфальта, тускло освещаемого окнами первого этажа, продолжил, – пошли к нам на стройку работать. Я

завтра бригадиру замолвлю слово насчет тебя. Зарплата, конечно, небольшая. Но мы с Антохой по вечерам

еще на его «Газели» доставкой воды занимаемся. А у тебя откуда столько бабла? Подарки не хилые – что

мелкой, что матушке.

– Я не понял твой вопрос, извини.

– Где денег столько взял на подарки говорю?

89

– В Бостоне в одну компанию по добыче нефти устроился, там платят хорошо, – не моргнув глазом,

солгал я.

– Так ты обратно уедешь, что ли? – разочарованно протянул Андрей.

– Да. Я только на три дня прилетел.

– Мать знает?

– Нет.

– Как там вообще в Америке этой?

– Там хорошо. Хочешь, рванем вместе.

– Нет. У меня тут Анька, я без нее никуда.

– И ее бери с собой.

– Она в УПИ учится, третий курс. Не поедет. Потом можно будет прилететь в гости. Но жить я там

точно не стану. Они же русских ненавидят!

– Кто тебе такое сказал?

– А ты телевизор включи! Окружили Россию своими военными базами! Мы им как кость поперек

горла! – Не верь тому, что сам не видел. Американцы очень толерантны ко всем нациям.

– Да они наших детей усыновляли, чтобы на органы пустить! – воскликнул Андрей.

Я почувствовал, как внутри закипает лавина возмущения. Еще секунда – и она обрушится на Андрея.

Глубокая затяжка сигареты пришлась, как никогда, вовремя. В сумерках огонек разгорелся максимально

ярко. Бумага с потрескиванием отступала перед надвигающимся на нее пеплом. Легкие наполнились

дымом, и мозг, поймав облегчение, слегка расслабился. Андрей не виноват, что никогда не выезжал за

пределы России. Он видит жизнь через призму экрана телевизора, и мои слова вряд ли перечеркнут годами

внушаемую ненависть к успешной Америке.

– Я знаю семью с усыновленными детьми из России. Счастливые такие ребятишки, улыбчивые. Хотя,

признаюсь, внутренности их не видел, возможно, они и без органов ходят, – не смог сдержать сарказм.

– Вот увидишь: война будет!

– Война Америке ни к чему. Напротив, США стремится из слабых стран вырастить партнеров по

бизнесу. Примером тому служит Южная Корея. Америка производит очень много товаров и нуждается в

рынке сбыта.

Андрей засопел, как десяток ежей.

– Купили они тебя с потрохами своей хорошей зарплатой, вот что я думаю! – сказал он небрежно,

словно сплюнул…

Он замял окурок в пепельницу и демонстративно вернулся в комнату. Я остался наедине со своими

мыслями. Сквозь стекло окна я видел, как Андрей извлекает из шкафа надувной матрац и прилаживает к

нему электрический насос.

Дверь тихо приоткрылась, и на балкон вышла мама, на ее плечи был накинут палантин. Она

смущенно улыбнулась:

– Не помешаю?

– Тебе очень идет. Ты у меня красавица, – я обнял ее.

Мы стояли и смотрели в темноту.

– Андрюшка уже спать лег. Ему утром на работу. И Катя отдыхает. А тебе чего не спится?

– Разница во времени сказывается. У нас уже утро. Да и в самолете я спал.

– У нас утро, – грустно повторила мама. – Другой ты вернулся. Раньше шебутной был,

импульсивный, а сейчас тихий и задумчивый, словно подменили тебя в этой Америке.

– Мам, давай я вам квартиру куплю четырехкомнатную, чтобы у каждого по комнате было. Ну чего

вы ютитесь в этой?